Этика. О Боге, человеке и его счастье - Бенедикт Барух Спиноза
Этика. О Боге, человеке и его счастье читать книгу онлайн
Нидерландский философ-рационалист, один из главных представителей философии Нового времени, Бенедикт Спиноза (Барух д’Эспиноза) родился в Амстердаме в 1632 году в состоятельной семье испанских евреев, бежавших сюда от преследований инквизиции. Оперируя так называемым геометрическим методом, философ рассматривал мироздание как стройную математическую систему и в своих рассуждениях сумел примирить и сблизить средневековый теократический мир незыблемых истин и науку Нового времени, постановившую, что лишь неустанной работой разума под силу приблизиться к постижению истины.
За «еретические» идеи Спиноза в конце концов был исключен из еврейской общины, где получил образование, и в дальнейшем, хотя его труды и снискали уважение в кругу самых просвещенных людей его времени, философ не имел склонности пользоваться благами щедрого покровительства. Единственным сочинением, опубликованным при жизни Спинозы с указанием его имени, стали «Основы философии Декарта, доказанные геометрическим способом» с «Приложением, содержащим метафизические мысли». Главный же шедевр, подытоживший труд всей жизни Спинозы, – «Этика», над которой он работал примерно с 1661 года и где система его рассуждений предстает во всей своей великолепной стройности, – вышел в свет лишь в 1677 году, после смерти автора.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Королларий 1. Такое неудовольствие увеличивается все больше и больше, если человек воображает, что другие его порицают. Доказывается это точно так же, как королларий к теореме 53.
Схолия. Такое неудовольствие, сопровождаемое идеей о нашем бессилии, называется приниженностью; удовольствие же, происходящее из созерцания самих себя, называется самолюбием или самоудовлетворенностью. Так как последнее возникает всякий раз, как человек созерцает свои добродетели или свою способность к действию, то отсюда происходит то, что каждый стремится рассказывать свои подвиги и хвастаться своими силами, как телесными, так и духовными, и что люди по этой причине были тягостны друг для друга. Из этого в свою очередь происходит, что люди по природе своей завистливы (см. сх. к т. 24 и сх. к т. 32), иными словами, они находят удовольствие в бессилии себе подобных и, наоборот, им причиняет неудовольствие их сила. В самом деле, всякий раз, как кто-либо воображает свои действия, он чувствует (по т. 53) удовольствие, и тем большее, чем больше совершенства выражают, по его воображению, эти действия и чем отчетливее он их воображает, т. е. (по сказанному в сх. 1 к т. 40, ч. II) чем более может он отличить их от чужих действий и рассматривать как единственные в своем роде. Поэтому всякий, созерцая себя, будет всего более чувствовать удовольствие тогда, когда он будет находить в себе что-либо такое, что по отношению к другим он отрицает. Если же то, что он утверждает о себе, он относит к общей идее человека или животного, то он будет чувствовать удовольствие не в такой степени и, наоборот, будет чувствовать неудовольствие, если вообразит, что его действия при сравнении с действиями других оказываются более бессильными. Неудовольствие это он будет (по т. 28) стремиться удалить, или превратно истолковывая действия себе подобных, или украшая, насколько возможно, свои. Поэтому ясно, что люди уже по природе своей склонны к ненависти и зависти, а к этому присоединяется еще и само их воспитание. Ибо родители обыкновенно побуждают детей к добродетели, возбуждая в них честолюбие и зависть.
Может быть, останется недоумение, почему же мы нередко поражаемся добродетелями людей и благоговеем перед ними. Чтобы удалить это недоумение, я прибавлю второй королларий.
Королларий 2. Всякий завидует только добродетели себе равного.
Доказательство. Зависть есть сама ненависть (см. сх. к т. 24), иными словами (по сх. к т. 13), неудовольствие, т. е. (по сх. к т. 11) такое состояние, в котором способность человека к действию или его стремление ограничивается. Но человек (по сх. к т. 9) стремится и желает делать только то, что может вытекать из данной его природы. Следовательно, он вовсе не будет желать приписывать себе способность к действию или (что то же) добродетель, свойственную чужой природе, а его природе чуждую. А потому его желание не может быть ограничено, т. е. (по сх. к т. 11) сам он не может подвергаться неудовольствию вследствие того, что он созерцает какую-нибудь добродетель в несходном с собой, а следовательно, он не может ему и завидовать; он может завидовать только себе равному, одинаковому с ним по природе; что и требовалось доказать.
Схолия. Если, таким образом, мы говорили выше в схолии к теореме 52, что мы чувствуем почтение к какому-либо человеку вследствие того, что поражаемся его мудростью, мужеством и т. д., то это потому, что мы (как ясно из этой теоремы) воображаем эти добродетели присущими единственно ему, а не общими и нашей природе; а потому мы будем завидовать им не более чем высоте деревьев, храбрости львов и т. д.
Теорема 56
Существует столько же видов удовольствия, неудовольствия и желания, а следовательно, и всех аффектов, слагающихся из них (каково душевное колебание) или от них производных (каковы любовь, надежда, страх и т. д.), сколько существует видов тех объектов, со стороны которых мы подвергаемся аффектам.
Доказательство. Удовольствие и неудовольствие, а следовательно, и аффекты, слагающиеся из них или от них производные, суть страдательные состояния (по сх. к т. 11); но мы (по т. 1) необходимо страдаем, поскольку имеем идеи неадекватные; и лишь поскольку мы их имеем, поскольку (по т. 3) и страдаем, т. е. (см. сх. 1 к т. 40, ч. II) мы лишь постольку необходимо страдаем, поскольку воображаем, иными словами (см. т. 17 с ее сx., ч. II), поскольку мы подвергаемся аффекту, обнимающему собой природу нашего тела и природу тела внешнего. Поэтому природа всякого страдательного состояния необходимо должна быть объясняема так, чтобы в нем выражалась природа того объекта, со стороны которого мы подвергаемся аффекту. Так, удовольствие, возникающее, например, из объекта А, должно обнимать собой природу самого объекта А, удовольствие, возникающее из объекта В, – природу самого В, и, следовательно, два этих аффекта удовольствия по природе своей различны, так как они возникают из причин различной природы. Точно так же и аффект неудовольствия, возникающий из одного объекта, по природе своей различен от неудовольствия, возникающего по другой причине. То же самое до́лжно сказать о любви, ненависти, надежде, страхе, душевном колебании и т. д., и, следовательно, необходимо существует столько же видов удовольствия, неудовольствия, любви, ненависти и т. д., сколько существует видов объектов, со стороны которых мы подвергаемся аффектам.
Что касается желания, то оно есть сама сущность, или природа, каждого, поскольку она представляется определенной к какому-либо действию из данного ее состояния (см. сх. к т. 9). Следовательно, сообразно с тем, подвергается ли человек со стороны внешних причин тому или другому виду удовольствия, неудовольствия, любви и т. д., т. е. сообразно с тем, в какое состояние приводится его природа, и его желание необходимо будет таким или другим, и природа одного желания необходимо отличается от природы другого настолько же, насколько различаются между собой те аффекты, из которых возникает каждое из них. Итак, существует столько же видов желания, сколько видов удовольствия, неудовольствия, любви и т. д., и, следовательно (по только что сказанному), столько же видов тех объектов, со стороны которых мы подвергаемся аффектам; что и требовалось доказать.
Схолия. Между видами аффектов, которые (по предыдущей теореме) должны быть весьма многочисленны, замечательны чревоугодие, пьянство, разврат, скупость и честолюбие, составляющие не что иное, как частные понятия любви или желания, выражающие природу обоих этих аффектов по тем объектам, к которым они относятся. Ибо под чревоугодием,
