Автор и герой в эстетическом событии - Михаил Михайлович Бахтин

вещи» (Истина и метод. С. 495), слово зеркально отражает мир, – тогда как для Бахтина слово как раз манифестирует человеческий дух. «Слово» в бахтинском лексиконе тождественно «высказыванию». И словесный текст представляет собой высказывание, а потому не сводится к «лингвистической» плоскости. Будучи высказыванием, всегда ориентированным на диалогического адресата, текст – это реальность «металингвистического» порядка. Текст осуществляется в конкретных диалогических ситуациях, собственная природа текста событийна. Герменевтика Бахтина, очевидно, является разделом бахтинской «металингвистики», последняя же принадлежит философии диалогического «бытия-события» (возникшей в свою очередь из «философии поступка»). Более детально вся эта проблематика прослежена в комментариях.

Заметки ПТ трудно соотнести с бахтинской теорией романа (и в особенности романа Достоевского). В самом деле: если текст представляет собой реальную разноголосицу (а именно таков, по Бахтину, текст романа), то кто же тот субъект текста, с которым ведет герменевтический диалог интерпретатор? Ведь автор-творец в этом случае – лишь голос среди голосов; очевидно, таким субъектом выступает не он. Герменевтика Гадамера не знает данной трудности, поскольку, по Гадамеру, к интерпретатору «обращается» сам персонифицированный текст. Но пафос Бахтина в отношении романа – как раз в том, чтобы упразднить это монологическое представление о тексте. Так что, как представляется, концепция ПТ не охватывает столь важный для интересов Бахтина случай текста романа.

1 Ключевая интуиция Бахтина относительно авторской природы текста (возведенность текста к одному субъекту) проистекает из представления о тексте как о «высказывании» (см. ниже в ПТ), и в конечном счете – как об «ответственном поступке» (ФП). Бахтинская герменевтика здесь сильно расходится с герменевтикой Гадамера, для которого фигура автора не существенна по сравнению с тем «делом», которое осуществляет текст, с «преданием», «традицией», представляемыми текстом (см.: ГадамерХ.-Г. Истина и метод. Указ. изд. С. 349). Бахтин как герменевтик в этом моменте сближается со Шлейермахером, фокусировавшимся на проблеме авторской индивидуальности (ср. критику Шлейермахера у Гадамера: Там же. Ч. II, разд. I, гл. 1-а, подраздел Ь): «Шлейермахе-ровский проект универсальной герменевтики»). На личностной природе текста Бахтин, однако, не останавливается и совершает переход к диалогизму.

2 Коммутация — термин структурной лингвистики Л. Ельмслева, обозначающий связь плана выражения и плана содержания в языке.

3 Эти два аспекта «текста» восходят в философском сознании Бахтина к двум моментам «поступка» – «объективному смысловому содержанию» и «субъективному процессу свершения» (ФП. С. 61).

4 «Анна Каренина», ч. 4, гл. 14.

5 Интерес Бахтина к проблемам знака возник уже в 20-е годы (ср.: МФЯ, ч. I).

6 Этим «полюсам» текста в других работах Бахтина соответствуют «значение» и «тема» (МФЯ), «значение» и «смысл» (МГН).

7 Н.С. Трубецкой различал (на основе разграничения языка и речи у Ф. де Соссюра) фонетику – науку о звуках речи в их материальности, изучаемых методами естествознания, и фонологию – учение о звуке языка, несущем смыслоразличительную функцию в системе языка (см.: Трубецкой Н.С. Основы фонологии. Прага, 1939; М., 1960).

8 Ср. прим. I к МГН.

9 Проблема перевода как герменевтическая проблема ставилась также Гадамером: (ср.: «Всякий переводчик – интерпретатор. Иноязычность означает лишь предельный случай общей герменевтической сложности: чуждости и ее преодоления». – Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 450).

10 Уподобление понимания текста диалогу наличествует также у Гадамера. Однако Гадамер предлагает другую схему герменевтического диалога, нежели данная бахтинская (диалог «двух авторов»). Согласно Гадамеру, текст первым обращается к интерпретатору. Он побуждает интерпретатора осмыслить текст в качестве ответа на вопрос, возникший в исторической ситуации создания текста. Далее же начинается развитие диалога между интерпретатором и текстом: «реконструкция вопроса, в свете которого смысл текста понимается как некий ответ, переходит в наше собственное спрашивание. Ведь текст должен быть понят как ответ на действительное спрашивание» (Гадамер Х.-Г. Истина и метод. С. 440). Главное отличие варианта Гадамера от бахтинского в том, что интерпретатор у Гадамера «беседует» не с автором текста, но с самим как бы персонифицированным текстом: «герменевтическая задача понимает самое себя как вступление-в-беседу с текстом» (там же. С. 433). Ср. прим. I. Кроме того, если, по Бахтину, понимание есть создание «контекста», «обрамляющего» текст, сохраняющего при этом свою «другость», «вненаходимость» по отношению к тексту (основная эстетическая и диалогическая, а также, как мы видим, и герменевтическая интуиция Бахтина), то согласно Гадамеру, при понимании происходит «слияние горизонтов» понимаемого текста и интерпретатора – «достижение более высокой общности» через пробуждение «исторических глубин» интерпретирующего сознания (там же. С. 443, 360–361). Гадамер допускает возможность преодоления «другости», поскольку «горизонт» (бахтинские эквиваленты «горизонта» – «кругозор» и «контекст») мыслится им подвижным.

11 Глоссематика, связанная с деятельностью копенгагенской лингвистической школы, предприняла попытку создания общей лингвистической теории, абстрагированной от материала конкретных языков, имеющей целью «описание и предсказание любого возможного текста на любом языке» (Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Новое в лингвистике. М., 1960. Т. I. С. 277).

12 Ср. прим. 28 к МГН.

13 Ср.: «Предмет гуманитарных наук – выразительное и говорящее бытие» (ФОГН. С. 410).

14 Бихевиоризм (от behaviour [англ.] – поведение) – направление в психологии, рассматривающее поведение как систему реакций на внешние стимулы; о психической деятельности человека бихевиоризм судит на основании его внешне выраженных реакций. На бихевиоризм ориентировалась американская дескриптивная лингвистика (Л. Блумфильд), которая описывала речевой процесс по схеме «стимул – реакция».

15 Данный абзац ПТ вместе с несколькими следующими (до обращения Бахтина к проблеме автора) демонстрируют тезисно основные положения бахтинской философии языка. Первые разработки мыслителя в этой области относятся к 20-м годам и известны по МФЯ. Не касаясь вопроса об авторстве текста этой книги, можно говорить о принадлежности Бахтину главных ее идей на основании свидетельства самого Бахтина. В 1961 году Бахтин писал в частном письме: «В основу этих книг (МФЯ и ФМЛ. – Н.Б) и моей работы о Достоевском положена общая концепция языка и речевого произведения. <…> Этой концепции языка и речи, изложенной в указанных книгах без достаточной полноты и не всегда вразумительно, я придерживаюсь и до сих пор, хотя за тридцать лет она совершила, конечно, известную эволюцию» (Письмо В. Кожинову от 10/1—61 г. – Письма М.М. Бахтина // Литературная учеба. 1992. № 5. С. 145). В МФЯ проблематизируются «язык» и «речь» (МФЯ, ч. II: «Пути марксистской философии языка»), критикуются «индивидуалистический субъективизм в науке о языке», исходящий из «индивидуально-творческого акта речи» (с. 53), и «абстрактный объективизм», берущий за основу систему языка (с. 64 и далее). Критика ведется с позиции «социологического» («марксистского») учения о языке, основной категорией которого является «высказывание». Особенность «высказывания», по Бахтину/Волошинову, состоит