Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

– лет на пятнадцать – усвоить поведение, при котором миллиарды людей все время чередуют подвижность и неподвижность перед различными экранами. У этой гибридной системы есть существенный недостаток: ей не хватает целостности, приходится множить формы промышленной политики. Это подтвердит неоднократное введение режима изоляции во время пандемии Covid-19, показав бездну преимуществ – как для электроники, так и для людей – при поддержании долгой и непрерывной связи с экранами и цифровыми системами. Вот что могла бы дать иммерсивная среда, которая, – не вытесняя полностью предыдущую модель и не предполагая отказа от прибыли, которую она постоянно генерирует, – обеспечит снижение затрат, рационализирует процессы, раскроет подавляющему большинству новые горизонты богатства и комфорта. В связи с чем следует – посредством всевозможных алгоритмов – постепенно придать ей полновесность. И тогда, без шума и пыли, не требуя голосить о сенсации во все концы, повсеместно утвердится особый – гематологический – капитализм неподвижных тел.

3. Капитализм неподвижных тел

Идеальное положение

Это равенство не укладывается в голове, обманывает интуицию, опровергает наши постулаты и опыт. Ведь движущая сила современности – постоянное движение людей и вещей с разными целями. Движение людей, которые должны подстраиваться под темп машин; людей, без конца перемещающихся и в разных формах создающих капитал; движение сырья и товаров, перемещающихся по автомобильным и железным дорогам, морским и воздушным путям. Непрерывный и все время ускоряющийся ритм словно пронизал два последних столетия и даже вызвал всеобщее опьянение скоростью. Это качество особо выделялось в 1920-е годы – как в коммунистическом, так и в капиталистическом мире. Например, в фильме Дзиги Вертова «Человек с киноаппаратом» (1929), кадры и рваный монтаж которого вторят ритму, в котором действуют люди и машины в советской системе. В противоположном – географически и политически – мире особенно ярко этот дух проявился в романе Джона Дос Пасоса «Манхэттен» (1925), где в качестве нарративного приема используются описания коротких сцен, происходящих в одно и то же время в кипучем Нью-Йорке того времени. Беспрерывное возбуждение, характерное прежде всего для технико-модернистского этоса, в результате само по себе воплотило принцип жизненного порыва.

В этом плане ничто в самой истории, да и в том, как ее показывают, не смогло бы подготовить нас к подобной несообразности: отныне идеальные условия развития капитализма данных и искусственного интеллекта стремятся к неподвижности тел. С такой предпосылкой совсем иной оборот принимает явление, возникшее приблизительно полвека назад, когда ведущим в экономике стал сектор услуг: уже тогда множество людей целые дни проводили на рабочем месте перед экраном. Несколько десятилетий спустя те же люди по-прежнему будут сосредоточивать взгляд на экране, – на этот раз у них в руках, – не переставая при этом перемещаться. В начале 2010-х годов сложилось впечатление, что два взаимоисключающих условия – неподвижность и движение, но по-прежнему в пиксельном сопровождении – теперь почти соблюдаются, правда не столько путем бесконечного чередования, сколько в тесной связке через смартфон. Впрочем, в смартфон все не упирается; выходит, что ныне бóльшую часть времени мы смотрим на экраны, какими бы они ни были – стационарными или мобильными, – так что они становятся первоосновой человеческого восприятия.

Между тем этот гибридный тренд, – наперед утвердивший своего рода универсальный канон наше-го поведения, – вдруг словно залихорадило, когда началась эпидемия, вызванная коронавирусом Covid-19. Сначала событие приняло вид вселенской экономической катастрофы, однако почти моментально – и вопреки ожиданиям, – напротив, разродилось откровением: массовая неподвижность тел распахнула новые горизонты как в производственной сфере, так и в области общественного устройства, и некоторые даже увидели в этом идеальную формулу – своеобразный мартингал[68], ниспосланный Провидением. Что ни говори, двойной режим, действовавший до сих пор, поддерживался, в общем-то, за неимением лучшего. Бесспорно, применяли его направо и налево, но внутри, как тут же и обнаруживалось, было слишком много «слепых зон». Профессии, пока еще нужные, но не сегодня завтра обреченные на устаревание, производственные и логистические объекты, все больше напичканные автоматикой, сложная цифровая инфраструктура – все это должно обеспечивать не мало-мальски нормальное функционирование общества, как мы это понимали во время первого периода изоляции, а напротив, курс на наибольшую эффективность и прибыль.

Возникшая ситуация – повод сэкономить на помещениях и всех сопутствующих расходах (отопление и кондиционирование, техника, уборка, охрана, страхование), но также на постоянном штате, ведь все больше задач можно выполнять, нанимая исполнителей для каждого конкретного случая, и ничто не мешает выбрать тех, кто предлагает лучшую цену, независимо от места на земном шаре, где они находятся. С точки зрения потребителей, принцип «доставить можно все» и стечение всех мировых потоков к твоему дому – это удобно и экономит время и деньги. То, что можно было бы назвать оксюмороном, – самоизоляция, – представляет собой наиболее удачный формат индустрии, учитывая, что правило автоматического регулирования с постоянным учетом целесообразности остается приоритетным, позволяя избежать затрат из-за несоответствий или скрытых факторов. Цифровизация предприятий, введенная на рубеже 2000-х годов, изначально преследуя задачи рационализации и оптимизации, теперь дошла до того, что функционирование экономической машины в целом попытались представить только как работу математически запрограммированных цифровых систем, теоретически позволяющих действовать по-тихому.

Построение такой среды требует соблюдения трех условий. Во-первых, надо будет стараться, чтобы большинство ситуаций общественной или частной жизни разрешались дистанционно. Во-вторых, видеоизображение, живое или созданное с помощью алгоритмов (генеративное), должно стать естественной картиной нашей повседневной жизни. Наконец, предстоит ввести в широкий обиход устройство, которое само по себе символизирует новую эпоху: так называемый шлем виртуальной реальности. Назначение его не ограничивается тем, чтобы просто отрезать от нас внешний мир, и предполагает длительное ношение. Вместе с тем компания Meta (и не только она одна) напрасно пыталась преподнести его в качестве вполне оправданного приспособления и, больше того, обязательного для развития метавселенной. Футуристический и при этом довольно тяжеловесный дизайн обескураживал – и вызывал иронию, а цена кусалась, отпугивая пользователей и замедляя предрекавшийся взлет. Бесспорно, правильнее было бы не вмешиваться в дистанционный процесс, чтобы он развивался как будто сам по себе и продолжалась разработка соответствующих «правильных» инноваций. Не изображать что есть сил форсирование событий, трубя о новшестве во все фанфары – и ни на миг не задумываясь о том, что облик устройства отталкивает, особенно на исходе периода коллективной изоляции после объявленного в разных местах локдауна.

Как бы то ни было, вопрос о положении нашего тела требует кардинального пересмотра. Мы все реже в полной мере пользуемся своими способностями к чувственному восприятию и двигательными функциями, полноценно не вовлечены в окружающую среду и физические