Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога - Марат Агинян

(ἐπίμέλεία ἑαυτοῦ). Я сказал "сопровождается, выступает в паре". На самом деле это не совсем так. В некоторых текстах ‹…› правило "познай самого себя" формулируется, скорее, как зависимое по отношению к предписанию заботы о себе. γνῶθι σεαυτόν ("познай самого себя") вполне очевидным образом вписывается – и, повторяю, речь идет о ряде важных текстов – в более широкий контекст ἐπίμέλεία ἑαυτοῦ (заботы о себе) как одна из форм, как одно из ее следствий, как что-то вроде конкретного, определенного, частного приложения общего правила: необходимо, чтобы ты заботился о себе самом, не забывал бы себя, берег себя. И как раз в рамках этой заботы, как бы на ее гребне появляется и формулируется правило "познай самого себя"»[55].

В тот день, когда Арман уехал на реабилитацию, Ирина бросила курить. Она пошла в церковь, помолилась о муже и подумала: «Я должна сама быть такой, каким хочу видеть своего мужа. Если я люблю его, себя, наших детей, я должна позаботиться о себе». Она бросила курить в тот же день и никогда не возвращалась к курению. Забота вместо беспокойства. Забота о себе и тем самым о тех, кого мы любим.

12

Естественный путь

Нет такой зависимости, которую нельзя остановить и от которой… невозможно отказаться, не проведя определенной переоценки ценностей. Практика зависимости изменяет нас настолько, что становится необходима перестройка нашего «я». Мы должны научиться видеть, как наши привычки ранят других людей и нас самих. А затем мы должны полностью измениться. Здесь недостаточно просто остановиться – речь идет о критических изменениях в отношениях с самим собой.

РИЧАРД О'КОННОР

1

Пришло время собрать воедино все, что я понял и принял.

Я шесть лет проработал в государственной наркологии. Типичный постсоветский нарколог редко общается с «этими алкашами» и тем более с «этими наркоманами» как с полноценными личностями; не верит им и в них; не предоставляет им адекватной информации о природе зависимости; подвергает процедурам, которые не только не изменяют зависимое мышление, но и в дополнение к зависимости вселяют страх; декларирует, что многое зависит от пациента, но не формирует четкого понимания, что именно; не дает пациенту полезных для качественной жизни знаний[56]. Типичный постсоветский нарколог – атавизм отжившей свой век псевдомедицинской системы, по инерции продолжающей бессмысленное существование в тысячах поликлиник и стационаров. К сожалению, я работал в этой системе. К счастью, достаточно быстро осознал ее косность и порочность. (Справедливости ради надо сказать, что на Западе дела с пониманием природы зависимости обстоят не лучше: так, поборники 12-шаговой программы до сих пор декларируют: «Зависимость – это болезнь», но в то же время пытаются «лечить» эту «болезнь» с помощью нравственно-духовных шагов. Хочется сказать: вы уж определитесь, господа, трусы или крестик. Я, конечно же, знаю об относительно свежем Кокрейновском обзоре, продемонстрировавшем эффективность 12-шаговой программы, ранее я упоминал о нем. Но я также знаком с комментарием авторов этого исследования: эта программа работает благодаря обилию социальных интеракций и взаимной поддержке, а не благодаря «шагам» или «высшей силе».)

В частной наркологической клинике, «заточенной» на оказание услуг богатым клиентам, я стал лучше понимать важность и функции диалога с зависимым человеком. В дорогих наркоклиниках платежеспособному пациенту уделяется больше времени и внимания, с ним долго и терпеливо разговаривают обо всем, что его волнует. Да, цель так называемых координаторов клиники была простой и предсказуемой: продать как можно больше медицинских услуг. Но благодаря длительным, терпеливым беседам я узнал, что аддикты пребывают в состоянии трудноустранимой амбивалентности. Они хотят выбраться из болота зависимости, но аддиктивные паттерны каждый раз вмешиваются в их мышление и возвращают их назад. В последний месяц перед уходом из клиники я нашел перевод одной статьи Уильяма Миллера и Стивена Роллника. Эти два клинических психолога разработали эффективный стиль беседы для помощи лицам, испытывающим мотивационные затруднения. Чем больше я читал, тем больше находил совпадений с собственными предположениями. Создание теплой и доверительной атмосферы, безусловное принятие личности собеседника, главенствующая роль его собственного желания изменить свою жизнь, опора на его внутренние ресурсы – все, что я сам до этого естественным образом «открыл», получило подтверждение.

2

После этого я почти три года изучал реабилитационную субкультуру. И обнаружил, что первое и крайне необходимое условие для поведенческих изменений – внутренняя мотивация аддикта. Да, эта мотивация может быть слабой или нестабильной, да, ее нужно время от времени усиливать, но без нее никак. Второе – это поддержка. Весь набор того хорошего и ценного, что один человек может получить от другого, – нужная информация, подбадривание, помощь, даже простые слова вроде «у тебя получится» или «я в тебя верю» – все это играет важную роль в первые месяцы осознанно выбранной трезвости. В реабцентрах я планировал изучить программы выздоровления аддиктов. Но никаких строго формализованных схем не нашел. Вернее, я обнаружил, что под словом «программа» подразумевается все, что происходит: утренний подъем, прием пищи, работа по дому, спорт, общение, групповые занятия; обсуждение прошлого, настоящего, будущего; обсуждение мыслей, чувств, поведения; целеполагание, планирование, выполнение задач, оценка результатов. Все аспекты внутренней и внешней жизни человека в зеркале постоянного обсуждения, осмысления и переосмысления, планирование каждого отрезка жизни, деятельность на основании такого планирования, новое обсуждение – все это создает мощное ощущение пути. Реабилитант идет этим путем – своим путем. Вот эти ежедневные направленные усилия – третье условие для поведенческих изменений. Раньше аддикт будто был заброшен в жизнь и болтался в ней, как щепка в воде, не справляясь ни с внешней жизнью, ни с «угнанными» аддикцией побуждениями, чувствами и мыслями. Но теперь он действует и осознает свои действия. Он – активный агент своей жизни, способный планировать, стремиться, преодолевать препятствия, полагаться на поддержку других и поддерживать их в ответ.

3

Я размышлял несколько недель.

Была осень 2013 года. Мы с женой и другом полетели в Израиль и остановились в Ашкелоне. Жена была беременна третьей нашей дочкой. В какой-то день мы взяли машину да поехали в пустыню Негев – бродить и пустословить о разных подробностях бытия. Заехали в Эйлат. Искупались в Красном море. В другой день приехали в Иерусалим. Были на Мертвом море. И так далее. И пока снаружи менялась картинка, в голове моей тоже происходили изменения – важные, правильные, нужные. Хаос трудных размышлений постепенно сменился спокойствием и согласованностью. Я погрузился в состояние тихой очарованности, но при этом не до конца понимал, что же меня так очаровывает.

Пребывая в таком немного волшебном состоянии, я увидел название отеля: Leonardo Privilege. И тут меня осенило: привилегия! Человек, который знает, чего хочет, полагается на поддержку других и действует по четкому плану, способен изменить себя, свою жизнь и жизнь других. Осознавать это, принимать это, жить сообразно с этим – привилегия. Для меня это прозвучало как потрясающее откровение, но оно в то же время было простым и естественным, чем-то таким, что всегда было доступно. Никаких тайных знаний. Никаких чудес. Мое откровение не было чем-то эзотерическим, сакральным – ничего такого. Аддикция, как плохо поддающееся лечению расстройство, заставляет думать, будто решение тоже должно быть каким-то особенным. Вот почему поиски ведутся во всех направлениях: одни назначают лекарства с антиаддиктивным потенциалом, другие изучают свойства ибогаина, коронаридина и других экзотических веществ, третьи стимулируют глубинные структуры мозга пациентов магнитным полем. Кто-то уповает на религию. Кто-то – на закон и силу наказания. А кто-то вынужден жить с этим – не очень счастливо и не так долго, как мог бы.

Собственная мотивация, поддержка и четкий план действий. Этого достаточно. Простые, понятные вещи. Возможно, никто не искал решение трудной проблемы в области простых, понятных вещей. «Собственная мотивация, поддержка, четкий план действий», – повторял я, как завороженный. Это то, что нами движет в жизни. Естественные для человека потребности. Потребности, созвучные с самой человеческой природой: потребность самостоятельно принимать решения в своей жизни, потребность во взаимосвязи с другими, потребность в контролируемой нами же деятельности. И возможность наблюдать результаты.