Моя жизнь с СДВГ: как помочь детям, как справиться взрослым - Леонид Семенович Чутко

страны, ко мне в класс стояла очередь из 75 человек – при норме в 25. То есть родители специально хотели отдать детей в нашу школу, чтобы они попали ко мне в первый класс.

Единственный мой косяк как учителя начальных классов заключался в следующем. Я был обязан преподавать детям чистописание – учить их красиво писать письменными буквами. А я и сам-то писал каракулями! Да и до сих пор пишу не очень. Я тогда честно всем сказал: извините, это не мое. И с меня за это, кстати, никто не спрашивал – ни директор, ни завуч.

Еще из-за своего СДВГ я был очень неаккуратный, постоянно разбрасывал вещи – и дома, и в школе. Доходило до того, что дети сами наводили порядок на моем столе – абсолютно добровольно. Мол, «Михаил Александрович, вот, мы вам все это аккуратненько стопочкой сложили».

А еще взрослые с СДВГ не умеют откладывать деньги. Им сложно вовремя оплачивать счета, они склонны к импульсивным покупкам. Молодые пациенты дольше, чем их здоровые сверстники, находятся на содержании у родителей, а пожилые люди с СДВГ выходят на пенсию почти без накоплений.

■ МИХАИЛ ЛАБКОВСКИЙ:

Кибуц, работа на стройке и свой метод изучения иврита

Когда мне было 28, мы с женой и ребенком переехали в Израиль и должны были, как и все репатрианты, учить иврит. Помню, как мы с женой пошли первый раз в местную школу, ульпан. Дело было в кибуце на Голанах, на севере страны. В общем, минут через 15 после начала урока я уже спал, положив голову на парту. А поскольку я не понимал, что у меня СДВГ, то решил, что мне это просто не надо. Так и сказал жене: пойду я лучше работать, семью кормить надо. И на занятия больше не приходил.

Но язык, кстати, выучил – так, как, наверное, учат его гастарбайтеры во всем мире. В мой первый же день на стройке – а устроился я поначалу именно туда – меня определили к прорабу, который говорил со мной только на иврите. Он бегал по объекту с рулеткой, делал замеры оконных и дверных проемов и откосов, диктовал мне на иврите двух-трехзначные цифры, а я на ломаном английском пытался что-то переспросить. И тогда он мне на английском ответил: «Старик, мы на работе, и мне все равно, что ты не понимаешь. Или ты начнешь понимать, или останешься без работы». А надо сказать, жили мы очень бедно и такая перспектива мне совсем не улыбалась. Поэтому путем невероятных усилий к концу восьмичасовой смены я уже считал на иврите до тысячи и обратно. Без всякого ульпана.

При этом, как все эти слова пишутся, я не знал и до сих пор довольно плохо читаю на иврите.

В общем, какое-то время мы пожили в кибуце, а потом переехали в Иерусалим. Там я отнес свой диплом в Министерство образования, и мне подтвердили вторую степень по психологии. Так я начал работать психологом в мэрии Иерусалима, в подразделении, которое помогало трудным подросткам в трудных семьях. Конечно, мне передавали только русскоговорящих детей: мой уровень иврита не позволял работать со всеми остальными. Но проблема была в том, что в самой мэрии я должен был говорить на иврите. Пришлось взять себе переводчика и первые полгода отдавать ему почти весь свой заработок.

И по сей день я сам достаточно бегло говорю на иврите, но ответы понимаю плохо: видимо, чтобы понять, что тебе говорят, надо больше концентрироваться.

А еще, когда я работал в Службе семейного посредничества, от меня требовали описывать мою работу с пациентами, вести записи. Я же делать этого не мог, даже на русском, и сам не понимал почему. Тогда мне казалось, что у меня просто много работы, некогда. Но на самом деле причина, конечно, была в моем диагнозе.

Вернувшись из Израиля обратно в Москву, я начал работать в Первой государственной консультации семьи и брака, открытой еще в СССР. Тогда же я впервые попал на радио – на радиостанцию «Надежда» – и начал там вести программу. Так и пошло: я работал психологом и параллельно вел передачи на радио. Потом меня стали приглашать на телевидение, я даже делал там свою программу.

При этом мой СДВГ, как вы понимаете, никуда не делся. Вернее, я тогда еще по-прежнему не знал, что у меня этот диагноз, но продолжал ходить по врачам. Они в основном говорили, что у меня депрессия, и назначали антидепрессанты. Это не помогало, и я не мог принимать больше одного-двух человек подряд. После 45-минутной сессии я уставал от концентрации внимания настолько, что иногда ложился спать. Даже работа в школе не давалась так тяжело: там все-таки было много детей и постоянная движуха.

Телевидение тоже требовало усидчивости: надо было то фрагмент перезаписать, то дождаться, пока свет по-другому выставят, – а с СДВГ это дается очень нелегко. Зато на радио наушники надел – и в путь. Из-за этого радио я всегда любил больше.

По статистике, взрослые с СДВГ чаще попадают в автомобильные аварии. Причина – не столько рассеянность, сколько импульсивность. Исследования также показывают, что у таких людей агрессивный стиль вождения (52).

И, конечно, СДВГ влияет на личную жизнь: люди с этим синдромом чаще меняют партнеров и реже используют контрацепцию. В семейной жизни они сталкиваются с бóльшим количеством проблем, их отношения менее стабильны и часто заканчиваются расставанием и разводом.

Я перестал искать причину своих неудач в других людях – и неудачи тут же закончились.

Исследования показывают, что люди с СДВГ нередко преступают закон. Так, у 26 % взрослых, находящихся в местах лишения свободы, найдены проявления СДВГ, что примерно в 10 раз чаще, чем в целом по популяции (53). При этом среди отбывающих длительный срок наказания распространенность СДВГ составляет 40 %. Однако лишь 6 % осужденных с подтвержденным СДВГ получили этот диагноз и медицинскую помощь еще в детстве, хотя медицинская и психологическая помощь требовались большинству из них.

Согласитесь, статистика не слишком утешительная, но хотим еще раз подчеркнуть: люди с СДВГ не виноваты в своем диагнозе, и, если вовремя принять необходимые меры и начать терапию, за счет этого можно уменьшить возможные риски.

■ МИХАИЛ ЛАБКОВСКИЙ:

Второе рождение: постановка диагноза и жизнь после

В книгах часто пишут, что