Диспансер: Страсти и покаяния главного врача - Айзенштарк Эмиль Абрамович

— В коллективизацию поспешили, — бормочут сантехники, — нонче опомнились, лучше поздно… — а церква людям еще послужила, хуторяне там прятались во время войны в подвалах церковных, тем и спасались. Богатые подвалы тут, глубокие…

Возле самой церковной стены на площадке стояла какая-то фантастическая транспортная единица. Это был замызганный велосипедик с притороченной к нему сбоку грандиозной грузовой коляской — тоже на колесиках. Сразу было видно, что крошка-велосипед эту приспособленную к нему махину не потянет, хотя и с моторчиком. Легкие тоненькие колеса под здоровенной грузовой платформой, наивные велосипедные спицы придавали всему экипажу характер неслыханный, марсианский, как бы намекая, что до местной психбольницы уже недалеко… И действительно, вскоре мы заехали на очередной косогор, наполовину перегороженный больничным забором. Здесь, в служебном сарае, сантехники разыскали сварочный аппарат, погрузили его ко мне в багажник, и мы поехали назад.

И опять грелся мотор, и снова мы останавливались, чтобы остыть. На очередной такой остановке послышался отдаленный какой-то треск или даже гром.

— Технарь едет, — сказали сантехники.

— Уж не тот ли это велосипед с грузовой платформой?

— Вот именно.

— Да как же он ее тянет, такую махину?

Они загалдели:

— Не пустую! Не пустую! Три тонны травы технарь в коляску наваливает и волоком еще…

— Это невозможно, — сказал я.

Они засмеялись.

— У него коляска ведущая, она и велосипед тянет.

— Ага… вот оно что… — растерялся я, — впрочем, велосипед зачем тогда, для красоты, что ли?

— А на велосипеде он сам сидит. От грязной травы, значит, отдельно, вообще от грузов, и управление легче, и равновесие… Да вы за технаря не волнуйтесь, не сомневайтесь! Грохот нарастал. Сантехники сказали:

— Сначала дым возникает, дорогу заволокет, а потом его колесница покажется.

Так и случилось. Где-то в перспективе ландшафта клубами-завесами встала зеленая мгла, и в дальнем громе выкатила из горизонта само беглая эта телега. И пошла, хоть на малой скорости, а легко и свободно по косогорам и рытвинам деревенской этой жизни, по размытой земле, как по дороге накатанной и удобной. У меня вырвалось:

— Ух, ты!

— То-то, — сказали сантехники, — технарь едет.

— Он что, местный?

Мужички-сантехники ответили:

— Не, иногородний он, а сюда попал по случайности жизни.

Перебивая и дополняя друг друга, они начали рассказывать. Этот мужик образования никакого не имеет, но технарь от Бога. И на войне техником, говорят, служил в авиации. Демобилизовался он, вернулся к себе в колхоз, и снова по технической части мараковал, чудеса творил даже. От этих чудес и пошли в его жизни события… Вообще-то история у него интересная.

— Интересная?

— Ну да. Он же трактора начал восстанавливать с кладбища.

— С кладбища?

— Ну, забытые людьми и Богом трактора, которые, в общем, из строя вышли.

— Списанные?

— Да черт их поймет, у алкашей этих — списанные, переписанные… в степи лежат, отходили свое…

— Ну-ну, — говорю, — дальше что?

— А дальше, значит, он поколдовал и оживил покойничка, пошел трактор своим ходом, и начал технарь людям участки пахать, за плату, конечно. Все довольные, и приусадебное хозяйство развиваться пошло, но тогда это не модно было. И пришел, как водится, председатель колхоза и говорит:

— Отдай казенный трактор!

А технарь ему:

— Это моя машина, я восстановил…

— Ничего не знаю, — сказал председатель, — трактор колхозный.

И отобрал-таки. Тогда забрался технарь далеко в степь и откопал самого уже древнего и ржавого мертвяка. Люди смеялись от этой развалины, а технарь колдовал, крутил, мастерил что-то, и пошла машина опять, и снова начал он приусадебное пахать. И по новой тут председатель пришел и говорит:

— Отдавай, трактор казенный, ничего не знаю…

Обалдел технарь и топор схватил. Говорит — не подходи, рубить буду тебя… Но председатель не испугался и пошел на него. А технарь его рубить не стал и топор в сердцах на землю кинул. И, представьте, этим кинутым топором он председателю туфлю рассек и в пятку попал. И ушел председатель с порубанной пяткой, с поражением, и авторитет его пострадал. Конечно, он это так не оставил, и вместо себя послал милиционера — технаря брать. А тот вышел, веселый такой, спокойный и говорит:

— Берите, кто смелый, только я бомбами увешанный, и взрыватель вот автоматический, гляньте! Все вместе и взлетим, а жить мне уже не охота…

Отступились милиционеры, и тоже их авторитет пошатнулся, но это на первых порах только, а вообще ж и они не лыком шитые. Они после с женой технаря тайно сговорились. И она его ночью заласкала, зацеловала и разрядила. А сама — шасть в сени, вроде бы за малой нужной.

— Берите, мол, пока разряженный, безопасно…

В общем, продала она его, понимаете?

— Понимаю, — говорю, — это я хорошо знаю. Дальше что?

— Дальше просто. Навалились, на сонного, руки-ноги в железки, и в кутузку его. Потом суд.

— Что же, срок припаяли?

— Не, вместо этого сюда вот определили — в психбольницу для хронических. Судьи видят — человек не в себе, в ажиотаже, трактора собирает на кладбище машин, чегой-то строит из них, еще динамитом обвешивается и пятки рубает.

Словом, они спровадили его сюда, в нашу больницу.

Рев двигателя, между тем, усиливался, фантастический экипаж постепенно приближался к нам. С нарастающим любопытством смотрел я вдаль на эту машину, стараясь разглядеть седока.

— Что же в больнице сделали с ним?

— Ну, сперва подлечили, конечно, потому как он и впрямь был не в себе поначалу. Потом оклемался, врачи его выписали, он здесь осел, женился, дом построил, хозяйство завел. У него коровы, козы, свиньи, куры. Да чего только нет, разросся он. Ну, да это уже потом, когда приусадебное в гору пошло в официальности, значит. Траву, знаете, косилкой своей конструкции режет, сам ее, конечно, слепил, поилки у него всякие автоматические, приспособления хитрые. Профессора до него ездиют — учатся, усваивают. Двигатель, говорят, вот сделал неслыханный какой-то, а может, и вечный, черт же его разберет. А еще с ним был такой случай забавный. Врачи определили его машинистом насосной станции к артезианскому колодцу на 80 рублей в месяц. Водопровода же у нас нет. А вода в колодце то приходит, то уходит, следить надо. Ежели пришла — сразу качать и емкость впрок заливать. Технарь, значит, автоматику поставил, а сам ушел. У автомата рабочий день — круглые сутки, не чешется он и водку не пьет, а воду стережет и качает исправно. Вздохнули мы. Только ему сказали:

— Зарплату с тебя снимаем.

Он возмущается: почему?

— Так тебя же на рабочем месте нет!

— Какое ваше дело?! — он кричит. — Я воду вам даю, да

еще и круглые сутки, не восемь часов — рабочий день.

Они говорят.

— Тебя на рабочем месте нет, контролер придет, кого мы покажем — автомат, что ли?

— Вы ему воду покажите! — кричит он, — вам же вода нужна!

— Слушай, — они говорят, — может, ты и впрямь сумасшедший, выходит, не долечили мы тебя.

— Это вы сумасшедшие, — он им кричит, — это — ВЫ! Это — ВЫ!!! Вам же не я нужен, вам же вода нужна!

Пустой разговор. Сняли с него зарплату, уволили. Он автомат свой забрал и ушел. Не стало воды. И машиниста другого поставили, а вода не пошла. Пришлось к нему опять идти за ради Бога: без воды больнице никак нельзя, уж легче от ревизора ускользать…

— Это верно, — я сказал, — и дураку это ясно.

И еще спросил:

— А он вернулся?

— Конечно. Ему деньги не лишние. Автомат свой поставил и снова больница с водой.

— Послушайте, ребята, а может, этому технарю тоже бы доску привесить где-нибудь, что находится он под защитой и охраной государства, как нужная ценность, вроде той церквушки генеральской с отбитым куполом?

— Купола ему, понятно, отшибли во время свое, — сказали они, — однако же, ныне и времена изменились. Хозяйство у него громадное, так ведь и это даже приветствуется и никто не мешает, ясное дело. Хотя и был такой случай, думали ему палку в колесо ставить, да не получилось опять у них…