Колокольчики Достоевского. Записки сумасшедшего литературоведа - Сергей Анатольевич Носов

Весьма. Но в чем вопрос? Стихотворение – Ваше; вы вольны посвящать кому захотите или не посвящать никому. Сам-то я безмерно рад, для меня это высокая честь, посвящение Ваше. Единственное, в чем могу усомниться (коль скоро прозвучал вопрос), – действительно ли достойна моя персона всегда для меня лестного Вашего посвящения…

Тут ведь тонкий момент… Чтобы потом не было разочарований…

Да вот мой собственный пример… Эту заявку я поторопился посвятить Вашей сестре Евгении Львовне… Да еще как поторопился!.. Еще ни одного выпуска не осуществил, а уже позволил себе посвящение… Собственно, с него и началась моя работа над пространной заявкой на книгу… Был ли я искренен, посвящая, по сути, еще не начатую работу человеку, от которого во многом зависел?.. Да, иначе быть не могло. Я был благодарен Евгении Львовне и за минимум той бумаги, которой она меня обеспечила, и за карандаш, и просто за наши беседы в ее кабинете, где растет мирт… по крайней мере, за первые наши беседы… Однажды работа тем прервалась, что ко мне применили один из методов физического стеснения. У меня нет черновиков, – по-моему, я потребовал пива… не помню. Уверен, Евгения Львовна не вполне в себе. Ей непременно хотелось узнать, что я думаю о вечности. Она не понимала, почему я не представляю вечность в виде моей комнаты с тумбочкой… Я уже не говорю про тот нелепый запрет… Она ревновала меня к роману Достоевского. Она боялась моих знаний. Мечтала, чтобы я забыл роман, как если бы его не было… Отношения серьезно ухудшились, когда мне пришлось ее уличить в пособничестве преступлению… Пыталась протестовать… Потом, похоже, смирилась… Но не только искренность возбудила мой душевный порыв – был в посвящении том, к сожалению, еще и наивный расчет… Стыдно вспоминать, я ж приспосабливался… льстил ей нередко. С какой бы радостью я снял посвящение!.. Только все мои выпуски, начиная с того вводного, подшиты в Общую папку, уже посвященную мне… Как говорится, что написано пером, то… ох, опять про топор…

Я человек сложный… Мало ли вдруг…

Да что далеко ходить… Достоевский!.. Он, как известно, имел печальный опыт снятия посвящения. “Идиот” в “Русском вестнике” выходил с посвящением племяннице писателя. Потом отношения с родственниками, увы и увы, по ряду тяжелых причин очень сильно испортились, и книга отдельным изданием вышла без посвящения.

Всем нам урок.

Ну уж если вопрос коснулся родственных дрязг, добавлю не совсем к месту, что там роковую роль сыграл слух о завещании богатой тетки писателя, на чье наследство у каждого был свой расчет. Будто бы она перед смертью 40 тысяч завещала монастырю. Ничего не напоминает? Федор Михайлович, когда без подробностей, на ситуацию отреагировал очень болезненно и всё усугубил. Всего досаднее, что то был слух всего лишь, подчеркиваю – слух, сплетня. Я специально вопросом не занимался, но мы же знаем, как слухи образуются. Или не знаем. Что в данном случае значения не имеет. По мне, так ноги прямо из романа растут, из “Преступления и наказания”. Страшная месть Алены Ивановны. Или просто привет от нее – с посвящением как бы: автору – от персонажа.

Литературные герои на нашу реальность сурово воздействуют. Особенно на своих творцов. Авторам необходимо себя ментальным облаком окружать, от воздействий. И психиатрам, кстати, тоже. Я с Евгенией Львовной говорил об этом, она не верила. А как сестру Достоевского, уже после смерти его, в Москве убили, домовладелицу… Как по писаному!.. И об этом говорил Евгении Львовне…

Опять о ней… Вам не кажется, что когда мы вдвоем, всегда присутствует кто-то третий? Вот и сейчас: Вы мне о личном – стихотворение посвятить мне хотите, а я Вас Вашей сестрой гружу… Посвящайте, посвящайте, дорогая Кира Степановна, мне стихотворение! Не просто разрешаю, но горю желанием быть Вашего посвящения покорным приобретателем!..

Слушайте! Я как раз хотел этот выпуск заявки на книгу посвятить проблеме присутствия третьего. Вопрос о треугольниках, короче.

Так, тезисно.

Первое. В романе “Преступление и наказание” важную роль играет фактор подслушивания.

Раскольников дважды слышит очень важные для него разговоры посторонних.

Студент и офицер в трактире обсуждают никчемность жизни Алены Ивановны.

Мещанин со своей женой (с одной стороны) за прилавком на рынке уговаривают Лизавету (по другую сторону) зайти к ним завтра в конкретное время – Раскольников узнает, что в семь часов Алена Ивановна будет одна.

Другой мещанин, Порфирием Петровичем за дверью спрятанный, слышит всё, что в комнате следователя происходит.

Теперь Свидригайлов. Он дважды подслушивает сокровенные разговоры Раскольникова и Сони. Ему вообще свойственен своеобразный интерес к жизни: перед тем как застрелиться, бессмысленно подслушивает разговор двух гостиничных соседей (и подглядывает за ними) – ну это на автомате.

Второе. Если посмотреть на проблему шире – при разговоре двоих часто присутствует третий. Раскольников, лежа на диване, практически безучастно слушает содержательный разговор Зосимова и Разумихина;

Лебезятников, стоя в стороне, присутствует при разговоре Лужина с Соней и т. п.

Третье. Можно еще расширить взгляд на проблему. Свидригайлов и Раскольников – двойники, об этом не писал только ленивый. Также общее место, что роман кишит двойниками (чуть-чуть утрирую, Кира Степановна). Но я о другом. Тут всё похитрее.

Заметьте, в отношениях двоих обычно обозначается третий.

Вроде бы двое, а строится треугольник.

Из очевидного. Дуня – мать – Раскольников: треугольник равносторонний.

А вот равнобедренный: в основании Соня – Раскольников, третья вершина – Свидригайлов (объяснять почему, наверно, не надо?).

Другой равнобедренный: в основании Алена Ивановна – Лизавета, третья вершина – их убийца Раскольников.

Еще один. Основание: Дуня – Соня, вершина – Раскольников, тот, для кого они обе одинаково дороги. Треугольник становится равнобедренным, когда Раскольников сажает падшую Соню рядом со своей сестрой – жест, которому в романе придается значение.

А вот прямоугольный. Два катета. Первый: Раскольников – Соня. Второй: Соня – Лизавета. Вершина, стало быть, при прямом угле – Соня, а гипотенуза, соответственно, соединяет убийцу и жертву: Раскольников – Лизавета… С иной точки зрения можно и Раскольникова при прямом угле определить. Вспомним, к примеру, что обеих мыслил юродивыми (был момент), и тогда же о себе думал: “Тут и сам станешь юродивым! Заразительно!”

Много неочевидных, даже скрытых. Например, в основании Соня – Свидригайлов, третья вершина – Капернаумов. Портной Капернаумов сдает комнату Соне, он же чинит жилет Свидригайлову.

Подобных треугольников много, потому что персонажи у Достоевского повязаны всевозможными соответствиями.

И не только персоналии норовят образовывать треугольники отношений, символические объекты могут становиться вершинами таких же треугольников. Смотрите. Основание: Африка,