Русские символисты - Цезарь Самойлович Вольпе

Полмира, под таинством ночи,

Вдыхает стихийные чары

И слушает те же напевы

Во храме разверстых небес.

Дрожат‚ обессилевши, девы,

Целуют их юноши в очи,

И мучит безумных кошмары

Стремительным вихрем чудес.

Вам всем, этой ночи причастным,

со мной в эту бездну глядевшим,

Искавшим за поясом млечным

Священным вопросам ответ,

Сидевшим на пире беспечном,

На ложе предсмертном немевшим,

И нынче, в бреду сладострастном,

Всем зачатым жизням — привет!

(«Приветствие»; 17/18 февраля 1904 г.).

Он также представляет и политические его стихи, в которых нашла выражение его философия истории и философия культуры («Грядущие гунны» и др.):

Свершатся сроки: загорится век,

Чей луч блестит на быстрине столетий,

И твердо станет вольный человек

Пред ликом неба на своей планете…

Теперь, как я уже говорил, обогащенные изучением творчества Верхарна, они вырастают до масштаба общей философии города-спрута. Таково, например, эсхатологическое и апокалиптическое стихотворение «Конь Блед» (см. к нему примечание):

Улица была — как буря. Толпы проходили,

Словно их преследовал неотвратимый Рок.

Мчались омнибусы, кэбы и автомобили,

Был неисчерпаем яростный людской поток.

Вывески, вертясь, сверкали переменным оком,

С неба, с страшной высоты тридцатых этажей;

В гордый гимн сливались с рокотом колес и скоком

Выкрики газетчиков и щелканье бичей.

«Stephапоs» может быть назван вершиной поэтического пути Брюсова. Hа эту книгу писали уже не издевательские, а почтительные пародии, в которых подчеркивалась историческая эрудиция Брюсова. Вот одна такая пародия:

Дрожи, бесславный Иловайский,

Чеканной песней побежден.

Малайский рифма для Бискайский

Поэт идет дорогой райской

В леса исчезнувших времен.

Я в кликах римского разгула.

Мне близок твой, Петроний, бред.

На что мне Тула?.. Марий, Сулла?

Я друг эдильного курула,

О, Ганимед… о, Архимед!

Мне близки фивские равнины,

До самых нежных дальних Фибр.

Мои прадеды Антонины,

Друзья — Теоны и Эсхины,

И вместо Волги — блещет Тибр.

B Понтиде сослан был Овидий.

Под всплески весел у трирем

Мою статую делал Фидий…

Пишу на память об Эвклиде

В стихах собранье теорем.

Я вижу каменные лики.

Копьем блестит легионер,

И плачет стих об Андронике.

К тебе иду, Катон Великий,

Сульпиций Гракхович Север.

«Stephапоs» («Венок») принес Брюсову всеобщее признание. В своей «Автобиографии» Брюсов об этом пишет: «Венок» был моим первым сравнительно крупным успехом. Издание (1200 экз.) разошлось в 13/2 гола, тогда как прежние мои Книги едва расходились в 5 лет. После «Венка» я уже стал получать приглашения участвовать в наших «толстых» журналах».

БРЮСОВ — ОРГАНИЗАТОР И ВОЖДЬ СИМВОЛИЗМА

Вскоре после выхода «Stephапоs» Брюсов издал все свои стихотворения в трех томах под заглавием «Пути и перепутья». В третий том он включил стихи, написанные им с 1906 по 1909 г. Назвал он этот третий том «Все напевы». Этот том завершал для Брюсова целый период его поэтического развития. В предисловии ко «Всем напевам» Брюсов писал: «В стихотворениях этого тома те же приемы работы, может быть несколько усовершенствованные, тот же круг внимания, может быть несколько расширенный, как и в стихах двух предыдущих томов (то есть в лирике 1894–1905 гг.)… Я решился даже сохранить для некоторых циклов стихотворений заглавия, уже знакомые моим читателям… Этим я хотел указать, что во многом этот сборник завершает мои прежние начинания… Во всяком случае, третий том я считаю последним томом «Путей и перепутий». Эти пути пройдены мною до конца, и менее всего склонен я повторять самого себя».

И неслучайно «Все напевы» заканчиваются отделом «Заключение», где в стихотворении «Сеятель» Брюсов писал:

Я сеятеля труд, упорно и сурово,

Свершил в краю пустом,

И всколосилась рожь на нивах; время снова

Мне стать учеником.

1909 год, когда вышли «Все напевы», в истории русского символизма дата знаменательная. В этом году начался тот кризис внутри русского символического движения, который обозначают обычно как конец русского символизма.

То обстоятельство, что Брюсов подытожил свой путь именно в это время, очень характерно. И здесь нужно, наконец, ответить на тот вопрос, который был задан в одной из первых глав: каково же место Брюсова в русском символистическом движении и в какой мере Брюсов в своем творчестве осуществлял принципы символистического искусства? Для ответа на этот вопрос нужно вернуться к роли Брюсова как организатора символизма.

В 1894 г. Брюсов выступил почти один с проповедью нового искусства, со сборником «Русские символисты». Во втором и третьем выпусках сборников был ряд новых фамилий. У критиков создавалось впечатление, что количество символистов сильно увеличивается; между тем, почти все эти фамилии были псевдонимами Брюсова.

Уже в самом начале символистического движения выяснились исключительные способности Брюсова быть руководителем и организатором, и, когда возникло большое издательство символистов «Скорпион», Брюсов сделался его главой руководителем. Вскоре это издательство стало издавать журнал «Весы», который выходил с 1904 года. В этом журнале главою и руководителем стал также Брюсов. Сразу же «Весы» сделались основным органом русского символизма. Брюсов умел вести журнал. Андрей Белый так рассказывает в своих воспоминаниях о Брюсове-редакторе:

«Вожаком признавали мы Брюсова; мы почитали слияние поэта с историком, с техником… Брюсов для нас был единственным «мэтром», бойцом за все новое, организатором пропаганды… Миноносец «Весы» пускал мины в эскадру журналов; я был офицером команды его; Брюсов был Капитаном… Он являл в эти годы удивительное равновесие… Нас пленял своим мужеством, стойкостью и остротою подгляда в феномен искусства и трезвою практикою, позволявшей ему управлять миноносцем «Весы»… Бывало Брюсов, пуская дымок, начинал ворковать; он представлялся обиженным и безоружным:

— Они обо мне вот что пишут.

«Они» — петербуржцы… Айхенвальд и др. Посмотреть, так мороз продирает по коже: такою казанскою сиротою представится он, что его оскорбивший Ю. А. Айхенвальд, если б видел его? B этой позе, наверное б кинулся, став «Красной шапочкой», слезы его утирать; и тогда бы последовало: рргам! И — где голова Айхенвальда? Съел «Красную шапочку» волк; это все