Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

Цену дал кузнец какую? Цену дал кузнец большую: Два котла он отдал старых, Ржавых три крюка железных, Кос пяток он дал негодных, Шесть мотыг плохих, ненужных За негодного парнишку, За раба весьма плохого.

Подобно тому как сюжет о вторичном сватовстве Илмаринена в Похъёле (первый раз оно не увенчалось успехом) и его женитьбе на дочери Лоухи дал Лённроту повод наполнить несколько рун обшир­ным описанием свадьбы с полным циклом свадебных песен, так же сюжет о пастушестве Куллерво в доме Илмаринена позволил воспро­извести цикл заговоров-оберегов, которые традиционно исполня­лись при весеннем выгоне стада. Заговоры эти, вложенные в уста хо­зяйки дома, весьма поэтичны. То, что их поэтичность может не соот­ветствовать жесткости ее натуры, не является со стороны Лённрота особым эстетическим «прегрешением», ибо в фольклоре подобное встречается сплошь и рядом. Ведь и Куллерво, напустив на хозяйку волчью стаю, совершает свою жестокую месть формально только за то, что сломал о запеченный в хлеб камень свой нож. Конечно, в древние времена и металлический нож мог быть большой драгоцен­ностью. Но в руне суть в том, что унаследованный от отца нож сим­волизирует кровную связь с родом и обязывает к родовой мести. Это при том, что в уста Куллерво Лённрот вложил поэтическую пасту­шью песню, наполненную печалью и горечью.

В фольклоре — в карельских и особенно в ингерманландских пес­нях — само пастушеское занятие, как уже говорилось, обычно симво­лизирует бедность и сиротство, низкое положение в сельской общи­не. В пастухах чаще всего были пришельцы откуда-то извне, беспри­ютные скитальцы, что называется, перекати-поле. Это отразилось не только в пастушьих песнях. Например, в средневековой балладе-ле­генде о грешнице Маталене (библейская Мария Магдалина) Христос является в образе пастуха, которого гордая Маталена сначала прези­рает за его низкое положение, а затем падает ему в ноги, омывая их покаянными слезами.

И в то же время пастушьи песни поэтичны, как поэтичен и сим­вол пастушества — рожок. В «Калевале» это передается в заговоре хо­зяйки Илмаринена, когда она обращается к божеству Укко:

Ты подай рожок пастуший С высоты небес высоких, Тот рожок медовый с неба, Тот рожок со сладким звуком; Ты подуй в рожок сильнее, Затруби в рожок звучащий И пошли цветов нам горы И укрась травой поляны, Разукрась получше рощи, Оживи лесные чащи, Мед пошли во все болота, Ты разлей в потоках сладость!

Кстати, о символах. Академик М. Хаавио считал, что если симво­лом карельских рун является кантеле, то символом ингерманланд­ских песен стал рожок — там было много пастушьих песен.

В трагической судьбе Куллерво в «Калевале» пастушескому рож­ку предстояло превратиться в боевой рог, подобный рогу Роланда, ге­роя французского эпоса. В известной картине финского художника Аксели Галлен-Каллела «Куллерво отправляется на войну» герой изображен на коне с боевым рогом. В «Калевале», в последней руне цикла, Куллерво после всех несчастий отправляется мстить Унтамо, отвергая уговоры родных, предостерегающих его от верной гибели. Герой с вызовом отвечает, что вопреки всем несчастьям его смерть не будет позорной и бесславной.

Не паду я на болоте; На песках я не погибну, Там, где ворона жилище, Где вороны ищут пищу. Я паду на поле битвы, Я погибну в битве храбрых. Хорошо погибнуть в битве, Умереть под звон оружья!

В этих словах выражена и жажда кровной мести, и стремление к самоутверждению, и желание собственной смерти. Кровная месть осуществляется, но гибнет Куллерво в «Калевале» от собственного меча, кончая с собой. Происходит это под чрезмерным бременем со­бытий, жертвой которых оказывается трагический герой в общем сю­жете цикла. После бегства из дома Илмаринена Куллерво узнает, что родители его все-таки живы; отец пытается привлечь его к хозяйст­венным работам, однако и в этом случае мешает заложенная в герое несоразмерная сила, приводящая к разрушению.

Кульминацией трагической судьбы Куллерво в «Калевале» стано­вится эпизод любви-инцеста. Отец посылает героя платить дань, в пути он встречает девушку, и только после свершившейся близости открывается, что она сестра ему, некогда потерявшаяся в лесу. Сам по себе этот фольклорно-мифологический сюжет о кровосмеситель­ной любви по неведению обеих сторон (весьма распространенный в мировом фольклоре) восходит, по-видимому, к поворотному момен­ту в эволюции брачных отношений, когда эндогамия уступила место экзогамии и когда изменились нормы морали. Как уже говорилось в связи с Кастреном, в поездках эпических героев в Похъёлу за женами отразились экзогамные отношения, с утверждением которых преж­ние внутриродовые брачные связи стали запретными. В «Калевале» эпизод инцеста становится последним роковым ударом для Куллер­во, после чего ему остается только искать гибели либо в бою, либо от собственного меча.

Сознавая, что цикл рун о Куллерво стоит все же особняком в ком­позиции «Калевалы», и желая как-то увязать его судьбу с общим хо­дом событий, Лённрот закончил цикл сценой, в которой Вяйнямей­нен произносит над телом Куллерво речь-поучение и пытается из­влечь уроки из происшедшего. Поскольку дидактика не выходит в данном случае за рамки пожелания лучше воспитывать молодое по­коление, она не кажется вполне уместной, на что обратил внимание еще Фр. Сигнеус в своем исследовании «Элемент трагического в «Калевале» (1852—1853). Между прочим, это исследование весьма примечательно с точки зрения того, насколько важным и злободнев­ным явился цикл рун о Куллерво для понимания трагического в тог­дашней финской литературе, да и в самой народной судьбе.

Сигнеус в упомянутой работе назвал цикл рун о Куллерво «рево­люционным явлением», поскольку тем самым