Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

случае эпические герои похищают Сампо у эгоистичной колдуньи.

Между прочим, исследователи считают, что появились эти два сюжетных мотива в обратном порядке по сравнению с тем, как они представлены в «Калевале»: мифологический мотив похищения пер­вобытным человеком каких-то благ у злых сил природы древнее мо­тива изготовления-производства этих благ самим человеком. В рунах чудо-мельницу Сампо кует искусный кователь Илмаринен — даже при волшебно-сказочном ее появлении на свет и ее волшебных свой­ствах, это все же символ развитого кузнечного ремесла, а не простое собирательство даров природы на ранней стадии дикости.

Уже в самих народных рунах образ Сампо как древний мифологи­ческий символ чрезвычайно многозначен. Он зародился в мифологи­ческих представлениях первобытных людей, может быть, тысячелетия тому назад и в течение истекших тысячелетий многократно переос­мыслялся — вплоть до того, что и сами рунопевцы в XIX в. уже не мог­ли объяснить, что означает слово «сампо» (или нечто созвучное с этим словом, поскольку и само слово в рунах варьируется, подчас изменя­ясь до неузнаваемости). Не удивительно, что в науке существуют де­сятки толкований этого мифологического образа-символа, и одно­значного ответа здесь, по-видимому, вообще быть не может.

Одно более или менее ясно: Сампо — это нечто желанное и благо­датное, с чем связано процветание и счастье людей — благополучие рода, племени, народа, то, о чем всегда мечталось и что было некогда достойно культового поклонения. С образом Сампо связывались представления о плодородии земли, изобилии даров моря, все дос­тигнутые и воображаемые культурные блага, включая кузнечное ре­месло. В образе Сампо угадываются и древнейшие космологические представления; как уже говорилось, в рунах этот образ чаще всего упоминается с параллельной, как бы поясняющей, метафорой «пест­рый свод», «пестрая крышка». В связи с этим в науке высказывалось мнение, что Сампо символизирует звездный небосвод и одновремен­но ось мироздания, скрепленную неподвижной Полярной звездой. Ведь небо для первобытного человека не было какой-то абстрактной сферой, оно воспринималось очень конкретно и осязаемо. У древне­го человека небо в виде «пестрой крышки» всегда было над головой, и вместе с тем это образ-метафора.

Лённрот в «Калевале» избрал воплощением образа Сампо чудо-мельницу, и хотя это только один из встречающихся в фольклоре ва­риантов многосложного символического образа, однако и в «Калева­ле» он символически многозначен — это Лённрот постарался учесть. Сампо в «Калевале» не просто самомолка, а нечто связанное с первостихиями, землей и морем.

Когда трое героев — Вяйнямейнен, Илмаринен и Лемминкяйнен — прибывают в Похъёлу за Сампо, спрятанное колдуньей Лоухи в горном тайнике за запорами, они обнаруживают, что оно вросло своими корнями глубоко в землю и что землю нужно распа­хать, чтобы все-таки завладеть сокровищем.

Вот как это изображено в сорок второй руне «Калевалы». Вначале Вяйнямейнен предлагает освободить Сампо молодому и физически сильному Лемминкяйнену.

И веселый Лемминкяйнен, Молодец тот, Каукомиели, Что всегда готов без просьбы, Скор всегда без поощренья, Устремился взять там Сампо, Крышку пеструю в утесе. И упер колено в землю, — Но не сдвинулося Сампо, Крышка пестрая нс сбилась. Сампо корни запустило В глубину на девять сажен.

На лугах Похъёлы Лемминкяйнен нашел огромного быка, на краю поля плуг и —

Корни выпахал у Сампо, Корневища пестрой крышки, И подвинулося Сампо, Крышка пестрая качнулась.

С мотивами плодородия земли и изобилия моря ассоциируется образ Сампо и в заключительной сцене сорок третьей руны. Ос­колки Сампо, разбившегося в схватке с Лоухи, падают в море, Вяйнямейнен подбирает их на берегу и углубляет в землю для ее плодородия —

Чтоб росли и умножались, Чтоб могли преобразиться В рожь прекрасную для хлеба И в ячмень для варки пива.

Подобно тому как небосвод соединяется с землей и морем, так же Сампо в качестве символа плодородия и изобилия связано с этими первостихиями, в чем угадываются, повторяем, древнейшие космо­логические пласты этой символики.

Наряду со всем этим Лённрот усматривал в образе Сампо отраже­ние этапов человеческой цивилизации в ее исторической эволюции и постарался запечатлеть это в «Калевале». Еще в первом издании «Калевалы» (во второй руне) хозяйка Лоухи, обещая Вяйнямейнену дочку в жены, если он выкует Сампо, перечисляет материалы, из ко­торых оно должно быть изготовлено: «Из одного лебяжьего перыш­ка, из одной овечьей шерстинки, из одного ячменного зернышка, из осколков одного веретенца».

В этом перечне, конечно же, отражается прежде всего существен­ная черта фольклорной эстетики, особенно когда речь идет о заведо­мо трудных задачах: предельная контрастность, максимальная несо­измеримость видимости и сути, того, что дано первоначально, и то­го, что в конечном итоге должно получиться. В фольклоре ведь все­гда так: в сказках бедная Золушка оказывается красавицей принцес­сой, Иванушка-дурачок на деле умнее всех. Так же и с изготовлени­ем Сампо: почти из ничего получается чудо — недаром же особо под­черкивается, что выковать нужно именно из одного перышка, из од­ного ячменного зерна и не более того.

Но в приведенном перечне материалов изготовления Сампо мож­но усмотреть и нечто другое. На это обратил внимание, как уже гово­рилось, Якоб Гримм, и Лённрот придерживался того же мнения: в перечне материалов отразились стадии эволюции хозяйственных ук­ладов древних людей: охота (символ лебяжье перышко), хлебопаше­ство (ячменное зерно), скотоводе Ло (овечья шерстинка), ремесла (веретено и кузнечное дело).

Эта символика и ее смысл осознавались Лённротом, видимо, уже в процессе работы над первым изданием эпоса, а замечание Гримма лишь укрепило его во мнении, что такое толкование правомерно. Это поощрило его к тому, чтобы в расширенной редакции «Калевалы» предложить еще более развернутую символическую картину изготов­ления Сампо.

Любопытно в обоих изданиях изображение самого Илмаринена, берущегося