Элиас Лённрот. Жизнь и творчество - Эйно Генрихович Карху

узнает ее в образе девы-лосося. В «Калевале» все изображе­но таким образом, что это как бы видение в его собственном созна­нии, укор совести за случившуюся драму. Оттого еще больше его рас­терянность и угнетенность мыслью о старости, о которой ему напо­минает дева Велламо.Тут-то старый Вяйнямейнен Головой поник печально, Шапка на сторону сбилась; Сам сказал слова такие: «О я, глупый и безумный! Человек я без рассудка! Был мне дан и ум здоровый, И рассудок был дарован, И отзывчивое сердце. Прежде я имел все это, А теперь уж все исчезло В хилой старости печальной И в упадке сил бывалых; Мой рассудок точно умер, Прозорливость отлетела, Стал я вовсе бестолковым».

Хотя отдельные строки этого отрывка фольклорны по своему происхождению, однако психологический рисунок именно в таком виде, в каком он предстает в «Калевале», является сотворчеством Лённрота. Собственно фольклорным эпическим героям в архаиче­ских рунах в общем-то не свойственно печалиться о старости и ду­мать о смерти, потому что они происходят от древних мифологиче­ских божеств и как божества бессмертны, хотя и обрели некоторые человеческие качества. Как уже говорилось, архаические герои не очень-то и ощущают свой биологический возраст, скоротечный ход биологического времени. Их возраст раз и навсегда определен поэти­кой и эстетикой эпоса, он — величина постоянная и неизменная. Вяйнямейнен всегда стар и мудр, Лемминкяйнен всегда молод и цветущ, что тоже предписано эпической поэтикой. Конечно, какие-то психологические сдвиги могут быть в рунах, как, например, в том же сюжете о Вяйнямейнене и деве-лососи, но в задачу Лённрота входи­ло усиление психологизма уже хотя бы потому, что в результате со­единения разных фольклорных сюжетов герои проявляли себя в раз­ных ситуациях и становились более многосторонними.

После огорчений с рыбной ловлей Вяйнямейнен вопрошает себя:

Не могу совсем понять я, Как мне быть и что мне делать? Как прожить мне в этом мире, Как скитаться в здешнем крае? Если б мать в живых осталась, На земле жила б родная, Мне тогда б она сказала, Что теперь с собой мне делать, Чтоб печали не поддаться, Не погибнуть от унынья В эти дни мои плохие, Время горести жестокой!

Родная мать в могиле услышала мольбу Вяйнямейнена и посове­товала ему ехать в Похъёлу свататься, там девиц предостаточно. Так начинается первое путешествие-сватовство в «Калевале», и затем их будет еще несколько. О «Калевале» даже сказано, что это не столько эпос героических сражений, сколько повествование о походах-путе­шествиях за невестами с выполнением разного рода трудных задач, которые полагались женихам по законам древней мифологии. Как раз в этой поездке Вяйнямейнена подстерегает Еукахайнен и убивает коня, но могучий орел доставляет героя до цели. Так начинается в «Калевале» первое знакомство с Похъёлой, холодной страной Севе­ра, где владычествует колдунья Лоухи. У обитателей Похъёлы и жите­лей Калевалы установились сложные взаимоотношения — они не только вступают в брачные союзы, но и соперничают и враждуют ме­жду собой.

Здесь мы должны обратить внимание на одну общую черту эпичес­кой поэзии разных народов. Это необходимо сделать во избежание уп­рощенного взгляда на «Калевалу» и роль Лённрота в ее композиции.

Иногда о «Калевале» судят таким образом, что построение ее ос­новного конфликта — соперничество двух эпических стран, Калева­лы и Похъёлы, — является всецело композиционным новшеством Лённрота по отношению к собственно народным рунам. В этом слу­чае невольно преувеличивается влияние «Илиады» и других класси­ческих эпосов, которые служили для Лённрота примером.

Влияние классических эпосов, разумеется, было, но нечто суще­ственное шло в этом отношении и от собственно народной традиции, от карело-финских эпических рун.

Для героического эпоса, независимо оттого, представлен ли он в виде отдельных песен (как, например, русские былины) или же в ви­де целостной поэмы (как «Илиада»), вообще характерно соперниче­ство, борьба двух противостоящих миров — своего и чужого. Всегда должны быть герои-антагонисты. В архаических эпосах это может быть борьба с мифологическим чудовищем, драконом, злой колдунь­ей. В эпосах с более поздними историческими отражениями это мо­жет быть борьба с этническими иноплеменниками или иноверцами, с иноземными нашествиями (осада Трои в «Илиаде», нашествие гун­нов в «Старшей Эдде», борьба с монголо-татарским игом в былинах, борьба с сарацинами в «Поэме о Сиде»).

Поездки в Похъёлу и соперничество с нею, борьба за Сампо и за не­бесные светила — все это есть в собственно народных рунах, только Лённрот обобщил эпизоды в сквозном сюжете целостной композиции.

Как и многое другое в рунах и в «Калевале», образ мифической страны Похъёлы многослоен, в нем отразились разные по времени происхождения мифологические пласты. В своих древнейших кос­могонических истоках Похъёла — это некий «нижний мир», куда по­гружается солнце на долгие зимние ночи. В «Калевале» Лоухи запи­рает солнце в каменную гору, Илмаринен пробует выковать новое, но оно не светит, и тогда он по совету Вяйнямейнена изготовляет ключи, которыми открывают запоры в каменном тайнике.

Вместе с тем Похъёла — это страна со своим народом и обычаями, Лоухи встречает пришельцев не только как врагов, но и как гостей, выдает за них замуж своих дочерей, требуя, однако, выполнения оп­ределенных условий.

Весьма важное место в «Калевале» занимает цикл рун о Сампо, точнее два цикла, размещенные в разных частях композиции — сна­чала в рунах 11-15 и затем в рунах 39-43. В первом случае повеству­ется об изготовлении Сампо по требованию Лоухи в качестве свадеб­ного подарка-выкупа, во втором