Жизнь и смерть. Самые важные вопросы детской литературы - Ольга Борисовна Бухина

включая самые знаменитые истории, такие как «Русалочка» (1837), «Стойкий оловянный солдатик» (1838) и «Снежная королева» (1844). Знаменитая «Девочка со спичками» (1845) может действовать целительно, поскольку транслирует идею бессмертия, которая, очевидно, всегда помогала и продолжает помогать справляться со страхом смерти. Но ведь эта же история может и «подогреть» уже возникший у ребенка страх и надолго остаться символом неминуемой смерти.

Другое важное в русском детском чтении произведение – «Король Матиуш Первый» (1923) Януша Корчака – кончается трагической смертью маленького царственного героя, избежавшего расстрела и погибшего по вине лучшего друга. Эта книга и притягивает, и пугает читателя-ребенка.

Еще один сходный пример – сказы Павла Бажова, вошедшие в сборник «Малахитовая шкатулка» (1939); они легко могут испугать ребенка обилием трагических судеб и смертельных исходов, ожидающих героев почти в любом сказе. Подобное чтение требует огромного внимания со стороны родителей и воспитателей.

Как и в какой книжной истории дети в первый раз соприкасаются с идеей смерти? Ведь это во многом определяет их отношение к вопросу. И тут очень важно помнить, что «ребенок имеет право, чтобы с ним говорили о смерти»[29]. Например, так:

– Что случается с человеком, когда он умирает? – спросила однажды маму немецкая девочка Анна, когда они жили еще в Германии.

– Никто не знает, – ответила мама. – Возможно, ты вырастешь и будешь первой, кто найдет ответ на этот вопрос.

После этого Анна стала меньше бояться смерти[30].

Глава 3

Глазами специалиста

Для меня совершенно невозможно строить свой мир, основываясь на смерти, безысходности и хаосе.

Анна Франк.

Дневник

Чем больше появляется книг, пытающихся объяснить ребенку, что такое смерть, тем острее полемика – а нужны ли такие книги вообще, не лучше ли подождать, зачем расстраивать ребенка заранее. Исследователи литературы девятнадцатого века снова и снова подмечают, что

…смерть ребенка как сюжетный ход в викторианском романе неизменно символична. За редким исключением ребенку «мешает» остаться в этом мире проблема: социальная, экономическая, педагогическая или психологическая. В середине XIX в. в так называемых социальных романах демонстрируется неизбежная смерть ребенка в результате несовместимых с жизнью условий существования. […] Смерть ребенка, горечь его потери может парадоксальным образом «очищать», освобождать его друзей и родных от недостатков, неправильных жизненных установок, открывая перед ними новые горизонты, знаменуя новый этап в их жизни[31].

Разница в том, как подходят к этому вопросу век девятнадцатый и век двадцать первый, поистине разительна. Значительность перемен отмечает специалист по детскому чтению Екатерина Асонова.

Тема смерти для детской литературы, пожалуй, никогда не была табуированной. Гибель героев допускалась авторами с назидательными целями (погибают, например, нерадивые герои в сборнике жутковатых стихов про Стёпку-растрёпку Генриха Гофмана), с целью воспитать сострадание (как в повестях Лидии Чарской) или уважение к подвигу героя (в советской литературе о пионерах-героях). И тем не менее новейшая детская литература, рассказывающая о смерти как-то иначе, была встречена российским читателем настороженно, а то и в штыки. Табуированность этой темы, оказывается, заключалась не в запрете на обращение к сюжету о смерти в книге для детей, а в признании ее органичной частью жизни[32].

Взрослые, особенно те, кто пишет законы о защите детей от всего того, что может этих детей расстроить, очень уж беспокоятся об их всегдашнем веселом настроении, совсем забывая о простой истине: жизнь – сложная штука. Ольга Дробот пытается объяснить, почему книги, где кто-то умирает, должны быть прочитаны раньше, чем такой трудный момент настанет в жизни самого ребенка.

Ничего ведь не бывает по расписанию. Вдруг в семье несчастье, кто-то умер – и ребенок оказывается совершенно к этому не готов. Все в шоке, никто не в состоянии поговорить с ребенком про это. И вот эта фигура умолчания – она страшная для ребенка, потому что создает для него территорию непонятного, очень ненадежного. И часто к психологам приводят детей, у которых проблемы в школе, и выясняется, что дедушка полгода как умер, а ребенку никто ничего не сказал. Но он же чувствует, он видит, что дедушки нет. Родителей тоже можно понять: в эту секунду им совершенно не до ребенка, они с трудом справляются со своим горем, у них нет сил на разговоры с ребенком. Насколько было бы легче, если бы в свое время, когда все хорошо и спокойно, дети прочитали бы «Вафельное сердце» Марии Парр, прекрасного «Навозного жука» Марии Грипе – они бы знали, что люди умирают, что близкие это как-то переживают и жизнь продолжается, что смерть – часть жизни. И тогда опыт мог бы вернуть их к этой книжке, им было бы на что опереться[33].

В современном мире писать для детей о «смерти, семейном неблагополучии, неизлечимых болезнях и изгоях общества» совершенно необходимо, это «новый способ заботиться о детях – перестать ограждать их детский мир, защищая его от информации о сложных, противоречивых, не имеющих „правильного“ ответа вопросах истории, культуры, социальных отношений, политики, психологии»[34]. Марина Аромштам, размышляя о том, как дети воспринимают смерть, подчеркивает, что «многие из собственного детского опыта помнят, как впервые настигает этот вопрос, как он пронзает всего тебя: это, в некотором смысле, переворот мироощущения»[35]. Помня свои собственные ощущения и реакции взрослых на ее вопросы, Аромштам задается вопросом, как же все-таки говорить об этом с совсем маленьким ребенком – а без этого разговора ребенок останется перед лицом смерти безоружным.

Ребенку нужно как-то унять тревожность, возникшую в связи со страшным открытием: и его жизни когда-нибудь настанет конец. Маленькому человеку приходится справляться со страхами, которые всегда порождаются неопределенностью и непониманием. На этом, первом этапе сокрушающего «знания» ему нужна утешительная версия, помогающая примириться с реальностью.

Однако эта версия не должна быть лицемерной – дети удивительно тонко чувствуют фальшь. Именно эту цель – создать правдивую, но не пугающую версию – и преследуют книги, написанные для самых маленьких.

Сложность в том, что версия, противоречащая реальности, утешительной быть не может. И при том, что ребенок нуждается в утешении, он все-таки хочет правды и очень чувствителен к попыткам обмануть его.

Главное, что «ни один, даже самый сложный вопрос не может остаться без ответа»[36]. Ту же мысль, но гораздо резче, выражает писательница Людмила Улицкая[37].

Смерть на самом деле – это опыт, который мы с рождения начинаем приобретать. Это первая