Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова

class="v">Пусть же за смертью плоть душу свою настигнет:

я обессмерчу плоть – ты обессмертил душу!

Иосиф Бродский. «Прощальная ода» [702] ;

И, выпроставшись из артерий,

громоздких пульсов и костей,

вишу, как стайка новостей,

в ночи не принятых антенной.

Белла Ахмадулина. «Путник» [703] ;

И малый крыжовник дождя…

И сна расстоянье и песня…

Пронжу все и вся, уходя,

Кристальным лучом угодя

В еврейскую кровь поднебесья.

Олег Юрьев. «И малый крыжовник дождя…» [704].

В русском языке есть и другие неполные парадигмы глаголов, например во фразеологизированных выражениях не обессудь(те), не замай императив с отрицанием является изолированной (лексикализованной) формой. Личных форм и форм времени у этих глаголов в нормативном языке нет. Как пишет Б. Ю. Норман о формах типа щец, дровец, дружище, «вся парадигма слова сводится к одной-единственной форме» (Норман 2011-б: 13). Изолирована и форма несдобровать. Но в поэзии эти ограничения игнорируются:

Я не умела вещи приручать.

Их своеволье оставляю людям.

Придвиньтесь ближе, лампа и тетрадь.

Мы никакую вещь не обессудим.

Белла Ахмадулина. «Непослушание вещей» [705] ;

Вот и сейчас. Читаю, как тогда,

Его стихи о гении, свободе

И вечном самовластье на земле,

От коего поэту нет защиты.

И дальше не могу. Смотрю на солнце.

Там за окном оно едва проглянет

И спрячется. И я под гнетом туч

Невольно цепенею, столь тягуч

Безвременья унылый окоем,

Что мне темно и с Пушкиным вдвоем,

Настолько очертанья косной тьмы

Напоминают бесов достоевских

И до сих пор почти не изменились.

И это – наше отношенье к ним.

Но, слава Богу, солнце не замаешь.

Оно все так же освещает мрак

И незаметно изменяет климат.

Олег Охапкин. «Печальный день» [706] ;

Не без часов песочных угломеров —

На Красной Площади всего круглей земля —

Увидит он, на сколько километров

Москва несдобровала от Кремля!

Слава Лён. «Не мигая, хлопая ушами…» [707].

Если, как пишет Б. Ю. Норман, «…неполнота парадигмы того или иного слова отражает состояние языковой картины мира, закрепляет результат когнитивного и коммуникативного „освоения действительности“, достигнутый в настоящий момент» (Норман 2011-б: 22), то поэтическое формоупотребление, воссоздающее элементы парадигм, утраченные нормативным языком, предлагает расширить эту картину мира.

Собственно, и аграмматизм форм лица, и преодоление лексических ограничений на образование форм, допускаемых системой языка, но не нормой, тоже делают картину мира более сложной и потому более интересной.

ГЛАВА 8. СОСЛАГАТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

Эту книжечку прочтя,

понимаешь в эпилоге —

сослагательна мечта,

изъявительны итоги…

Владимир Таблер

В современной поэзии сослагательное наклонение, преимущественно в его оптативном значении, часто становится способом экспрессивного выражения модальности, объектом изображения, структурной и смысловой доминантой текста.

У Геннадия Григорьева в стихотворении «Как бы я с этой женщиной жил…» актуализирована ирреальность предполагаемых действий:

Как бы я

с этой женщиной жил!

За неё, безо всякой бравады,

я бы голову даже сложил,

что сложнее сложенья баллады.

Дав отставку вчерашним богам,

я б не слушал сомнительных сплетен.

И отдал бы ей всё, чем богат.

И добыл бы ей всё, чем я беден.

Я б ей верой и правдой служил!

Начиная одними губами,

Я бы так с этой женщиной жил,

Что в морях возникали б цунами!

И, за нею не зная вины

(что поделаешь – годы такие…),

наблюдал я лишь со стороны,

как бездарно с ней жили другие.

Но однажды (я всё же везуч —

помогает нечистая сила)

протянула мне женщина ключ.

Поняла, позвала, поманила.

И теперь не в мечтах – наяву,

не в виденьях ночных, а на деле

как я с женщиной этой живу?

А как сволочь. Глаза б не глядели.

Геннадий Григорьев. «Как бы я с этой женщиной жил!..» [708].

В композиции этого стихотворения длинный ряд конструкций, образно и пафосно конкретизирующих первую строку, резко контрастирует с обобщенно самокритичным коротким финалом. Эффект обманутого ожидания для читателя[709] представлен и на событийном уровне, и на грамматическом. На событийном уровне пафосная часть текста сообщает о невозможности желанной ситуации, а финал – о том, что мечта сбылась, но частично, и результат оказался противоположным желанному. На грамматическом уровне происходит изменение дейксиса (отнесения событий к моменту речи) и таксиса (временнóй отнесенности событий друг к другу). Сначала кажется, что субъект сообщает о том, что с ним происходит в момент речи, а всё описанное в сослагательном наклонении отнесено к гипотетическому будущему. Но потом выясняется, что и мечтательный пафос, и представление о счастливом будущем остались в прошлом.

Демонстративно избыточный повтор частицы бы выдвигает на первый план изображение тщетности желаний:

как бы объяснить бы чтобы

стало бы понятно всё бы

как бы всё понять бы чтобы

смог бы объяснить бы всё бы

Борис Гринберг. «Поэма ни о чем» [710].

Поэты дублируют частицу, помещая ее и в постпозицию, и в препозицию глаголов. Актуализация повторяемой частицы особенно выразительна в начале предложений и строк, где частица вопреки норме может становиться ударной:

Был бы поэт нормален – так нет,

качал он права и ворчал,

вечные жалобы,

а не мешало бы

выбрать укромный причал

<…>

бы в рот бы воды,

бы замел бы следы,

бы залег бы на дно глубоко…

беды избежал бы,

стихов нарожал бы,

бы козье бы пил молоко,

бы идол бы в гроб,

в чеснок и укроп —

в египетских мумий бальзам,

поэт неубитый бы стал знаменитый бы,

в это не веря глазам,

новый костюм бы

в самый тюм-тюм бы,

тысячу новых личин

бы дали поэту, которого нету

в живых по ряду причин…

Юнна Мориц. «Речка во мглу» [711].

В таких случаях проявляется историческая память слова: форма аориста 2‐го и 3‐го лица от глагола быти, входившая в состав плюсквамперфекта, при распадении системы глагольных времен, постепенно утрачивая изменяемость, иногда употреблялась в одном высказывании дважды – и как частица, и как глагол.

В стихотворении Юнны Мориц хорошо обыгрывается плеонастическое бы и препозитивное бы: на частицу, обозначающую не реальность, а только желательность действия, переносится основная смысловая нагрузка. На стыке строк стихов нарожал бы, / бы козье бы пил молоко две частицы бы находятся в непосредственном контакте. Концентрация частицы в тексте создает эффект передразнивания.

Частица бы организует аллитерации, в том числе бубнящий повтор как средство стилистического снижения:

Я как вспомню ревность, мальчик: она с другим,

и вижу, что они делают, мальчик, – страшней, чем смерть.

<…>

Да горит тот прóклятый год в необратимом огне,