Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 - Людмила Владимировна Зубова

курить,

на букву дэ. Ты нужен мне здоровый.

У пламенной, у племенной коровы

бык не дымиться должен. Он – горит!

Надя Делаланд. «Болим? Болим. А надо меньше пить…» [690].

Появление форм болю и болим в этих текстах легко объяснимо: инфинитив болеть – общий для форм болит (о части тела) и болеет (о человеке в болезни). Омонимия инфинитивов возникла тогда, когда в русском языке утратился звук ѣ [ie], а затем была отменена и соответствующая буква «ять» . Формы болею, болеешь, болеет и т. д. были формами спряжения глагола болеть (1‐го спряжения), а формы болит, болят (только эти две в неполной парадигме) – формами глагола болѣть (2‐го спряжения),

У Александра Месропяна есть стихотворение со строками:

глаголов два   болеет и болит

так повезло что никуда не деться

вот всё из этих слов и состоит

впадая в детство

Александр Месропян. «глаголов два   болеет и болит…»[691].

Заполнение лакун в неполных парадигмах

В соответствии с грамматической нормой, некоторые глаголы входят в неполные (недостаточные, дефектные) парадигмы, то есть образуют не все формы спряжения. Больше всего ограничений связано с образованием 1‐го лица настоящего и простого будущего времени, например победить, убедить, бдеть, очутиться, сбрендить, галдеть, дудеть (см. списки: Русская грамматика–1980: 658). Причины ограничений объясняют, в основном, традиционным представлением о неблагозвучии потенциальных форм и потребностью избежать омонимического совпадения форм от разных глаголов (например, бужу от бузить и от будить[692]). Неупотребительность форм 1‐го лица некоторых глаголов из этой группы связана и с их осуждающей семантикой (сбрендить, галдеть).

Лингвисты указывают на несовершенство этих списков, во многом не соответствующих речевой практике:

Потенциальные формы 1 л. ед. ч., в том числе и вместо оборотов, предписываемых современной нормой, могут выступать и как маркеры неофициального, непринуждённого общения реальных людей <…> При этом выдвигаемый в Гр. 80 критерий «традиционного представления о неблагозвучии» – один из самых расплывчатых и научно некорректных (Бекасова 2013: 52).

Тем не менее затрудненность образования многих форм 1‐го лица все же объективно существует, что и отражает современная поэзия – как языковой рефлексией, так и тем, что демонстрирует неуверенность, показывает эти формы неловкими и смешными или, напротив, с вызовом настаивает на своем праве их употреблять:

Река Седло течет по руку правую —

вот почему я вспомнила про русло.

И никого – а ведь не страшно, право, мне,

и ты не веришь мне – а мне не грустно.

Фонарики идут за мной под ветками.

Бандиту не достанусь я и зверю.

Не убежу… не убедю тебя ответами,

но оттого тебе сильнее верю.

Ирина Машинская. «Как армия, легко вооруженная…» [693] ;

И король ему прокашлял: – Не буду

Я читать тебе моралей, юнец!

Если завтра победишь Чуду-юду,

То принцессу поведёшь под венец.

А стрелок: – Да это что за награда?

Мне бы выкатить портвейна бадью!

Мол, принцессу мне и даром не надо —

Чуду-юду я и так победю.

Владимир Высоцкий. «Про дикого вепря» [694].

Особенно ощутим комизм подобных форм от глаголов высокого стиля:

В день посуду помою я трижды

Пол помою-протру повсеместно

Мира смысл и структуру я зиждю

На пустом вот казалось бы месте

Дмитрий Александрович Пригов. «Я с домашней борюсь энтропией…» [695] ;

Тебе чегой-то не живётся,

а мне не мрётся, хоть убей,

прельщаюсь робко поживиться,

как этот… как его? любой!

вот так транзит земная слава!

нутром когда? и чьих величеств?

рукой каких еще владык?

застыв в жлезобетонных снах

предощутю свою кипучесть,

земная глория, вот так!

Андрей Воркунов. «Тебе чегой-то не живется…» [696].

Михаил Сухотин сообщает, что он чудит, бузит и шкодит, внося в текст не только запретные формы 1‐го лица этих глаголов, но и продолжает грамматическую фронду рядом запретных деепричастий:

Хренотень,

хреновина,

хренация,

или, как говорится,

хрен редьки не слаще.

Федеративная республика.

Дегенеративная проститутка.

Нет ни хрена,

но есть

метаномическая катахреза.

Вот и чудю (чужу),

бузю (бужу),

дудю (дужу),

шкодю (шкожу),

вяжа и рвя,

стрижа и шья,

пахня,

пухня,

ростя и ростя,

нахожу

в русском языку

самую

национальную

фразу:

«Как на тоненький ледок

выпал беленький снежок,

Ой, люли-люли…»

Михаил Сухотин. «Хренотень…» [697].

Генрих Сапгир образует форму чучу от забытого глагола чути (‘чувствовать, чуять’), указывая на грамматическую аналогию – форму хочу:

Люди смотрят

Сикось-накось

Люди видят

Это фокус

Говорят

Накось выкуси!

А писатель им в ответ

Кса-кси! —

Что хочу то чучу

Даже если вздор несу

Как художник Кис-Кисль

Композитор Ксоль-Ксоль

И философ Кси-Ксу

Генрих Сапгир. «Сто» / «Молчание» [698].

У Вячеслава Лейкина рядом стоят формы догужу и досоплю:

Зачем я живу? Для чего я

   ищу свой удел?

Зачем раздуваю бока,

   как поющая жаба?

Отпел, отсопел,

   в мировую дуду отдудел —

И в сторону боком, бочком,

   наподобие краба.

Уж как-нибудь так:

   додышу, догужу, досоплю;

Ручья шепоток,

   на опушке дотошная пташка.

А душу трепать,

   как весною трясти коноплю —

Отрадна отрава, сладка,

   да на выходе тяжко.

Вячеслав Лейкин. «Зачем я живу? Для чего я ищу свой удел?…» [699].

Вера Павлова употребляет разные системно, но не нормативно вариантные формы от глагола дудеть – с вызовом, но без озорства:

Поэзия – музей

закопанных богов,

слоновых их костей,

бараньих их рогов,

в которые дудю,

дудею и дужу,

когда молюсь дождю,

когда огню служу.

Вера Павлова. «Поэзия – музей…» [700].

Совершенно свободно, даже, пожалуй, стилистически нейтрально, образуют формы глаголов из неполных парадигм Белла Ахмадулина, Иосиф Бродский, Олег Юрьев:

Докукой крепостного ритуала

я тягочусь. И, что ни говори,

нет никого прекрасней Ренуара,

нет никого прелестней Сомари.

Белла Ахмадулина. «Я ровно в полночь возжигаю свечи…» / «Окаём и луна» [701] ;

Этой силы прошу в небе твоем пресветлом.

Небу нету конца. Но и любви конца нет.

Пусть все то, что тогда было таким несметным:

ложь ее и любовь – пусть все бессмертным станет!

Ибо ее душа – только мой крик утихнет —

тело оставит вмиг – песня звучит все глуше.