Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова

(I: 557).

Образ разлуки в этом стихотворении определен, во-первых, мифологизированным образом цыганки – чужой (из другого мира), крадущей и обманывающей, знающей то, что неведомо обычным людям, связанной с миром потусторонним (ср. ведьма ‘ведающая’); во-вторых, мифологическим представлением о том, что вихрь – это воплощение нечистой силы; в-третьих, мифологической отнесенностью лихорадки и, наконец, фразеологическим сочетанием желтая лихорадка. В других произведениях, где образ цыганки дан как символ свободолюбия, цыганка названа черноглазой и синеокой. Последняя строка цитированного стихотворения (Ты нынче зовешься Мариной, – разлука!) связывает образ этой мифологизированной цыганки с образом лирического субъекта Цветаевой, что соотносится со стихотворением о «желтоглазом предке» (см. с. 206–208).

Воображаемый предок в стихотворении мифологизирован: в традиционной народной культуре, восходящей к язычеству, мир предков – это мир потусторонний, «желтоглазый предок» в стихотворении наделен атрибутами перевернутого поведения; мифологические представления связывают музыканта с нечистой силой. Цветаева подчеркивает, что этот предок, скрипач, не играющий на скрипке, – музыкант не по форме, не по внешним обстоятельствам, а по существу, как она – поэт по своей сути независимо от наличия или отсутствия стихов. Стихотворение это относится к тому периоду, когда героиня молодой Цветаевой «надевает разные личины и примеряет разные костюмы» (Орлов 1965: 29) в поисках наиболее сильной и эмоциональной формы для выражения страстности, независимости, противостояния любому стереотипу. Почти в то же время (в тот же период творчества) слово желтоглазый превращается у Цветаевой в элемент бранного выражения, как это обычно и бывает с номинацией отрицательных мифологических персонажей:

Укатила в половодье

На три ночи.

Желтоглазое отродье!

Ум сорочий!

(I: 300).

Характерно, что семантика желтого цвета как знака социальной внеположенности служит базой для образования фразеологизмов желтый дом, желтый билет и многих других – через знаковую желтую окраску соответствующих реалий.

д) Золотое и серебряное в их системных отношениях

Цветообозначения золотой и серебряный в контексте творчества Цветаевой представляют собой замкнутую бинарную оппозицию, в которой обозначение серебряного маркировано по признаку движения, динамики. Общим семантическим компонентом золотого и серебряного является их блеск, но блеск золота представлен в художественной системе Цветаевой как статичный признак, а блеск серебра – как признак динамичный. Образы, связанные с серебром, – ручьи, скольжение:

Березовое серебро,

Ручьи живые!

(II: 144);

В смертных изверясь,

Зачароваться не тщусь.

В старческий вереск,

В среброскользящую сушь

(II: 141).

Статичный характер золотого цвета обнаруживается в следующих контекстах:

Персефона, зерном загубленная!

Губ упорствующий багрец,

И ресницы твои – зазубринами,

И звезды золотой зубец…[69]

(П.: 183);

Расскажи, сгорающий небосклон,

Про глаза, что черны от боли,

И про тихий земной поклон

Посреди золотого поля

(I: 308);

На при – вязи

Реви, заклят:

Взор туп,

Лоб крут,

Рог злат

(П.: 116).

Очевидно, именно статический признак цветообозначения золотой определяет употребление корня -злат– в сложных словах-композитах – традиционных («гомеровских») эпитетах при стилизации:

Что так же трогательно-юно,

Как ваша бешеная рать?..

Вас златокудрая Фортуна

Вела, как мать.

(I: 195);

Я спеси не сбавлю!

Я в смерти – нарядной

Пребуду – твоей быстроте златоперой

Последней опорой

В потерях простора!

(II: 27);

Тот муж светоносный в челнок белогрудый

Нисходит– склоняется – сдернул покров…

Да как подивится на вид гусляров!

Да как рассмеется так-вот откровенно, –

Как новое солнце взошло во вселенной!

Как лев златогривый стоит над щенком!

(П.: 90);

Златоустой Анне – всея Руси

Искупительному глаголу, –

Ветер, голос мой донеси

И вот этот мой вздох тяжелый

(I: 308);

Не учись у старости,

Юность златорунная!

Старость – дело темное,

Темное, безумное.

(I: 416).

Сравнение сложных слов, содержащих обозначение серебряного и золотого, обнаруживает, что, во-первых, слова с частью сребро– преимущественно окказиональны и используют не традиционные сложения, а традиционную модель сложений, во-вторых, если элемент злато– соединяется только с существительными (перо, грива, уста, руно), то элемент сребро– может соединяться и с глаголами (причастиями): В лепете сребротекущих ив (II: 124); В среброскользящую сушь (II: 142).

Переносные значения слова золотой связаны у Цветаевой прежде всего с солнечным светом, что вполне традиционно в поэзии и восходит к средневековому символизму (Аверинцев 2004: 415):

Как луч тебя освещает!

Ты весь в золотой пыли…

– И пусть тебя не смущает

Мой голос из-под земли

(I: 177);

Ударило в виноградник –

Такое сквозь мглу седý –

Что каждый кусток, как всадник,

Копьем пригвожден к седлу.

Из туч с золотым обрезом –

Такое – на краснозем,

Что весь световым железом

Пронизан – пробит – пронзен.

(II: 333).

В ряде контекстов золотой цвет – это цвет волос. Вероятно, не следует отождествлять «золотые волосы» с каким-либо реальным цветом – русым, белокурым, рыжим в поэзии Цветаевой: в ее произведениях золотые волосы, как и рыжие, – это условный образ жизненной силы:

Наготою грубой

Дразня и слепя до слез –

Сплошным золотым прелюбом

Смеющимся пролилось

(П.: 198);

Золото моих волос

Тихо переходит в седость.

‹…›

Горделивый златоцвет,

Роскошью своей не чванствуй

(II: 149).

В противоположность золотому серебряное связывается со старением, синонимизируясь с седым, что традиционно для языка художественной литературы при обозначении жизненного угасания. Но, несмотря на солнечную символику золотого цвета в мировой культуре и в произведениях Цветаевой, живым у нее представлен не золотой, а динамичный серебряный цвет. Это проявляется при обозначении волос: старение Цветаева понимает как процесс и форму страдания, т. е. как наиболее интенсивную жизнь, приближающую к пределу и запредельному бытию. С другой стороны, серебряный-седой цвет выражает в произведениях Цветаевой идею бесцветности как отрешения от жизни, и в этом смысле он противопоставлен всем оттенкам красного. Однако противопоставление дается через тождество. В стихотворении «Леты слепотекущий всхлип…» из цикла «Земные приметы» содержатся два градационных ряда синонимов: один ряд – с общим