Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова

по своей стилистике: 1-й – из поэмы «На красном коне», в которой авторский голос не связан ни с какой стилизацией; 2-й – из поэмы-сказки «Царь-Девица», ориентированной на фольклорную стилистику; 3-й – из сатирической сказки-пьесы «Крысолов», иронически пересказывающей и переосмысливающей немецкую легенду. В соответствии со стилистическими особенностями цитируемых произведений семантика цветовых слов, сохраняя главные особенности цветаевской парадигматики в цветообозначении, имеет и специфические черты. Так, в поэме «Царь-Девица» слово синий имеет характер постоянного эпитета, свойственного фольклору, но первичное цветовое значение этого эпитета актуализировано в контрасте с образами красного. Слово красный в таких сочетаниях, как красный чертог, лето красно, совмещает в себе и первичное архаическое значение красоты, привлекательности, и современное цветовое значение. При этом архаическое значение положительной эмоции вполне согласуется с символическим, актуализированным Цветаевой, значением страсти: красный чертог – дом, среда обитания Царь-Девицы, ее стихия; лето красно – цель гибельного стремления, мечта уводимых музыкантом детей.

в) Зеленое в системе цветообозначений

Противопоставление зеленого цвета другим цветам в поэтическом языке Цветаевой встречается гораздо реже, чем рассмотренные оппозиции черного, красного, белого и синего. По существу, можно выделить только два противопоставления, включающих обозначение зеленого на основе собственно цветового признака: «зеленое – черное» (‘живое’ – ‘мертвое’) и «зеленое – белое» (‘радостное’ – ‘равнодушное’).

В поэме «Переулочки» черное как символ смерти противопоставлено зеленому как символу жизни, при этом смерть представлена как необходимое условие воскрешения:

Льни,

Льни,

Черны

Котлы смоляны!

Не лги: смоляны,

То льны зелены.

‹…›

Ай, льны льняны,

Царицыны льны!

Ручьи с земли

Помин привезли:

Ресницами шли,

Глазницами шли,

Землицею шли, –

Солоны!

Солоницами – глазницы

У ржаной земли.

Что ж вы, гости имениты,

Мало по – были?

‹…›

Мало ль, много ли –

Дроги поданы!

Проходи со мной

Муку огненну

(П.: 112).

Анализируя поэму «Переулочки», Е. Фарыно показывает семиотическую эквивалентность образов котлы смоляны и льны зелены, интерпретируя «царицу» как владычицу подземного мира (Фарыно 1985: 299–300).

В поэме «Автобус» зеленое противопоставлено белому как молодое и радостное – немолодому и равнодушному.

(Как топорщился и как покоился

В юной зелени – твой белый холст!)

Спутник в белом был – и тонок в поясе,

Тонок в поясе, а сердцем – толст!

(III: 755).

Зеленый цвет глаз обычно создает в поэзии Цветаевой образ сильного и жизнелюбивого человека:

Застынет все, что пело и боролось,

Сияло и рвалось:

И зелень глаз моих, и нежный голос,

И золото волос

(I: 191);

Из Индии пришлите камни.

Когда увидимся? – Во сне.

– Как ветрено! – Привет жене,

И той – зеленоглазой – даме

(I: 366);

Позеленевшим, прозревшим глазом

Вижу, что счастье, а не напасть,

И не безумье, а высший разум:

С трона сшед – на четвереньки пасть…

(III: 754).

Для цветообозначения зеленого в произведениях Цветаевой характерно помещение их в парадигму нецветовую на основе общеязыковых переносно-символических значений слова – при полном сохранении номинативного цветового значения совмещением прямого и переносного смысла Цветаева выводит переносное употребление из автоматизма, возвращая метафоре свежесть:

Вечней водомелен,

Вечней мукомолен,

Как лавр вечно-зелен,

Как Понт вечно-волен –

Так вечна в нашем сердце глиняном

Артемида высоковыйная

(III: 636);

На князьке вороные голуби

В ползобочка воркуют до-люби:

Про белые плечи,

Которых не смети,

Про сладкие смеси –

Потом не жалети…

Про неги, про лести,

Зеленые листья,

Про яства – не ести,

Орешки – не грызти

(П.: 107);

А на што нам лен,

Зелена башка?

Твой земной поклон –

В широки шелка

(П.: 110).

В приведенных контекстах помимо номинативного реализуются следующие переносные значения, психологические и оценочные: в первом – значение свежести, во втором – принадлежности к живой природе, в третьем – недосягаемости (ср. зелен виноград), в четвертом – умственной или нравственной незрелости (ср. молодо-зелено).

Не случайно поэтому в «Ариадне» переносные употребления прилагательных начинаются с утверждения «зелен ‹…› свеж»: слово зеленый, наиболее активно развившее мотивированную полисемию в русском языке, становится сигналом к метафорическому восприятию остальных цветовых прилагательных.

Вместе с тем существенно, что зеленое в произведениях Цветаевой является и признаком демонической сущности. Об этом пишет Т. Суни. Он, обращая внимание на зеленую одежду Крысолова (В город медленно входил Человек в зеленом – с дудочкой), цитирует фрагмент из эссе Цветаевой «Мать и музыка»: «“Кто такой зеленый? – спросила мать, – ну, кто всегда ходит в зеленом, в охотничьем?” ‹…› “Мама! – в отчаянии прохрипела я, видя, что она уже закрывает книгу с самым непреклонным из своих лиц. – Я – знаю!” – “Ну?” – уже без всякой страсти спросила мать, однако закладывая правой рукой захлопывание книги. “Зеленый, это – der Teufel!”» (Суни 1990: 144).

г) Желтое в системе цветообозначений

Если черное, белое, красное, синее и зеленое связываются у Цветаевой с образами и понятиями земного мира или небесного, т. е. «человеческого» или «божественного», то всем этим цветообозначениям резко противостоит символика желтого как знак мира потустороннего, мифологического мира нечистой силы. Желтого (янтарного) цвета кровь у змея, побежденного Георгием. В русских былинах кровь чудища, побежденного Егорием Храбрым, отождествляемым в народном сознании с Георгием Победоносцем, называется бусурманской, окаянной, проклятой (Буслаев 1887: 32, 54). Янтарная кровь в цикле «Георгий» тоже скорее эмоционально-оценочная, чем собственно цветовая номинация крови, так как в сцене боя большое значение имеет красный цвет прежде всего как отражение крови того же змея.

Желтые глаза – признак оборотня в поэме-сказке «Царь-Девица»:

Охорашивается, чистит клюв.

Глаза желтые – янтарь шаровой!

Красе на ухо шепочет, прильнув:

«За булавочкой к тебе я второй!»

‹…›

Покорность с бабой родилась!

Льни, тонкоствольная лоза!

Чтоб не увидеть желтых глаз –

Закройтесь, черные глаза!

(П.: 49–50).

В следующем контексте желтый цвет оказывается связанным и с обманом, и с мифологизированной лихорадкой (вихрь заразный):

Стрясается – в дом забредешь желтоглазой

Цыганкой, – разлука! – молдаванкой, – разлука!

Без стука, – разлука! – Как вихрь заразный

К нам в жилы врываешься – лихорадкой, – разлука!