Страстоцвет, или Петербургские подоконники - Ольга Кушлина

(Тэффи) и Игорь Васильевич Лотарев (Игорь-Северянин) в эмиграции поддерживали переписку (Франция — Эстония), обменивались новыми книгами. В начале 1920-х Северянин послал в Париж свой новый сборник — «Вервэна», и Тэффи в ответном послании назвала «Вервэну» «очаровательной». Вервэна, модная в начале века душистая вербена, запах которой так любила златокосая невеста Александра Блока… Игорь-Северянин тоже находил аромат вербены тонким и изысканным — сравнимым, по его мнению, с острым запахом устриц. Вербена и устрицы — два лейтмотива вышедшего в 1920 году в Юрьеве сборника, построенного на переплетении этих странных образов.

Мы — извервэненные с душой изустреченною,

Лунно-направленные у нас умы.

Какие богатые рифмы дарил этот скромный цветок: «вдохновенно», «сокровенно», «Равенна»… (С ними вровень стоит только одна «устричная»: «…острые устрицы… в голове заратустрятся».) И какие изысканные тропы: «объятые вервэновой печалью»; «ночью, вервэной ужаленной»; «о, женщина, с душой вервэновейною» и проч., и проч. И, как всегда, восхищение красотой вызывало у неисправимого «грезэра» желание обладать ею — всецело, без остатка, пусть даже самым варварским способом.

Макс Гесдерфер. Комнатное садоводство.

Сирень принадлежит к числу самых красивых и самых душистых из выгоночных кустарников. Выгонять сирень в комнатах довольно трудно, так как она нуждается во влажном воздухе и высокой температуре. Обыкновенная сирень имеет много разнообразно окрашенных простых разновидностей, а в последнее время появились также превосходные махровые сорта. Встречается белая, лиловая, светло-красная, пурпурово-красная и светло-голубая окраска цветов.

Во многих торговых садовых заведениях обыкновенную сирень выводят в горшках специально для выгонки, в виде маленьких кустов или изящных кронистых деревцов. Их покупа-ют осенью и предварительно ставят в подвал, к выгонке же приступают в конце декабря или январе, вырезав при этом все ветки, на которых не имеется цветочных почек.

Всего лучше обвязать побеги белым болотным мхом, который частым опрыскиванием теплой водой поддерживается постоянно влажным, а затем поставить растения позади ежедневно топящейся изразцовой печи или в какое-нибудь другое теплое и темное место. Когда цветы распустятся, сирень перестают опрыскивать, освобождают ее от моховой обертки и ставят для украшения комнаты на видное и светлое место. Чтобы продлить цветение, лучше держать сирень попрохладнее.

Ликер из вервэны

Ликер из вервэны — грезэрки ликер,

Каких не бывает на свете,

Расставил тончайшие сети,

В которые ловит эстетов — Амор

Искусно.

Луною наполнен сомнамбул фужер

И устричным сердцем и морем.

И тот, кто ликером аморим,

Тому орхидейное нежит драже

Рот вкусно.

Поистине царский пир ароматов, чувств и красок устроил простенький цветок в честь экс-короля русских поэтов! Короля в изгнании… Впрочем, простолюдинка-вербена, попав в свиту Игоря-Северянина, изменила свое имя на более пышное — стала вервэной. Русская вербена, в отличие от вербы, происходит от французского слова verveine; латинская же verbena означает ветви лавра, а этимологически — побои розгами. А вот если произнести по-северянински, с его излюбленным э в середине слова, то в стихах заструится «вервэновей-ный шелк» и ненужные гимназические ассоциации рассеются без следа.

Тоскующий и стареющий в эмиграции поэт воспел разноцветные зонтики душистой «вервэны», но почему-то самый частый спутник вербены левкой вызывал у него только раздражение. Нужно было скомпрометировать невинный цветок, извлечь его из романтического контекста, поскольку Северянину нужен был левкой не Михаила Кузмина, но Гюисманса: «Бывают цветы тру-щоб — нищие и обездоленные обитатели мансардных подоконников, старых глиняных чашек и молочных банок, — скажем, левкои…» И «александрийско-кузмин-ский» левкой стал неузнаваем под псевдонимом «маттиола».

Те, кого так много

От неимения абсента,

От созерцания кобур —

Я раздраженней дез’Эссента

У Гюисманса в «A rebours».

Но нет непереносней боли —

Идти дорогой меж домов,

Где на скамейках в маттиоле

Немало «дочек» и «сынов»…

Скамейки ставят у калиток,

И дачники садятся в ряд;

Сидят и с мудростью улиток

О чем-то пошлом говорят.

Рис. 83. Плохой экземпляр сирени, недостатки которого скрыты под украшением из шелковой бумаги

«Альпорозы», «мат-тиола», «вервэна»… эгофутуристический бал цветов — это всегда балмаскарад, где старые знакомцы танцуют в масках-домино, притворяются загадочными и таинственными. Классическая роза, разумеется, — одна с открытым лицом; она выше всяких подозрений, и ей не нужны ужимки и уловки. Последнюю книгу стихов, вышед-шую в Белграде в 1931-м, Игорь-Северянин назвал, как известно, «Классические розы». «Как хороши, как свежи будут розы, / Моей страной мне брошенные в гроб» — это, наверное, самая известная строка в поэзии русского рассеяния. А начинал он как автор сборника «Ручьи в лилиях», и по цветочным пристрастиям Северя-нина можно предположить, что в глубине души он всегда оставался консерватором. Во всяком случае — во всем, что касалось эстетики. Поэтому Игорю-Северянину действительно было неуютно в поэтических джунглях 1900-х годов.

Свирепствовали декаденты

В поэзии, точно чума.

Дарили такие моменты,

Что люди сбегали с ума.

Уродливым кактусом роза

Сменилась для моды…

Но вот почему левкой-маттиола — пошлый цветок, а вербена или, скажем, сирень оставались в фаворе?.. Трудно бывает понять прихоть поэта, особенно если этот поэт — эгофутурист.

Тэффи поэт Северянин дарил цветы с безупречной литературной репутацией — сирень и лилии. В сборник «Вервэна» включено его стихотворение 1918 года, совершенно выпадающее и по стилистике, и по тональности из общего звучания книги:

Тэффи

Где ты теперь, печальная душа

С веселою, насмешливой улыбкой?

Как в этой нови, горестной и зыбкой,

Ты можешь жить, и мысля, и дыша?

. . . . . . . . . . .

О, странная! О, грустная! в тебе

Влекущее есть что-то. Осиянна

Ты лирикой души благоуханной,

О лилия в вакхической алчбе!

Тэффи отдарилась за присланную «Вервэну» своим берлинским сборником «Passiflora», где было среди прочих цветочных стихотворений одно, как сказал бы Игорь-Северянин, «сирейное»:

Есть у сирени темное счастье —

Темное счастье в пять лепестков!

В грезах безумья, в снах сладострастья

Нам открывает тайну богов.

Много, о много нежных и скучных

В мире печальном вянет цветов,

Двулепестковых, четносозвучных…

Счастье сирени — в пять лепестков!

Кто понимает ложь единений,