Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

братьями, после третьего вы начинаете завидовать тем, кто выбрал этот остров постоянным местом жительства. И если вовремя не взять себя в руки, то утром следующего дня, проснувшись у бирюзового моря, омывающего берега Боракая, вы в порыве благодушия забудете все свои неприятности, простите грехи всем – и неумехам-дайверам в частности – и закопаете свой паспорт под ближайшей пальмой, причем, будучи с похмелья, никогда потом не вспомните, под какой.

Секрет Боракая продержался недолго. Правительство выдало новые лицензии на строительство отелей, разумеется доставшиеся друзьям власть имущих, и на смену отдельным редким путешественникам сюда стали приезжать по шесть миллионов туристов в год – слишком много для острова площадью около двадцати пяти квадратных километров. Шли годы, пляжи стали тонуть в мусоре, хитроумные дельцы застраивали побережье по своему усмотрению, не оформляя никаких разрешений и не думая об окружающей среде. Когда в 2018 году власти наконец сподобились направить сюда инспекторов, на острове выявили более 800 нарушений градостроительных норм. Было принято запоздалое решение закрыть Боракай на шесть месяцев «на ремонт». Боракай погиб, но у меня остается еще 7640 островов на случай, если когда-нибудь я решу пойти по стопам Карлоса и бросить все ради жизни в раю. Впрочем, какими бы прекрасными ни были эти места, я сильно сомневаюсь, что какой-нибудь из здешних островов действительно станет моим последним пристанищем. Шансов на то, что тайна Востока скрывается в этой бывшей испанской колонии, немного. Я неоднократно бывал здесь и ни разу не почувствовал того мистического ореола, о котором говорили Моэм, Конрад и Киплинг. Да и «спиритуальности», которой искала Неэль, здесь тоже не было. И хотя эти острова на каждом шагу требуют от вас отдать им душу, сделка эта так и не показалась мне привлекательной. При этом филиппинцы остаются одним из моих любимых народов. Они невероятно стойко переносят невзгоды и умеют смеяться над собой, признавая, что только в такой абсурдной стране, как Филиппины, клан Маркосов мог вернуться к власти. Всякий раз, когда я покидал эти острова, мне на ум приходили одни и те же слова, щедро приправленные восточным фатализмом, который я, кстати, на дух не переношу: «Безнадежно пропащее место».

Филиппины – страна, где хорошие никогда не могут победить. Здешняя система власти построена в высшей степени хитроумно – таким образом, чтобы всякая сволочь всегда получала то, чего хочет, а остальные раз за разом расплачивались за ее прегрешения. Все, кто пытался это изменить, разбивались о суровую реальность. Я встретился с главным редактором The Manila Times Хоэлем Си Эгко в надежде, что он сможет рассказать что-нибудь, что опровергнет мой пессимизм. Над его рабочим столом висел револьвер 45-го калибра: Филиппины на тот момент были страной-рекордсменом по числу журналистов, убитых в мирное время, хотя позже пальма первенства перешла к Мексике.

– Дни, когда мы с поднятыми руками просили у наших убийц снисхождения, закончились, – сказал он мне, объясняя, зачем ему оружие. – Настало время перейти в наступление.

Вместе с другими журналистами Хоэль создал ассоциацию ARMED, оплачивавшую военную и стрелковую подготовку и разработку планов помощи оказавшимся в беде товарищам с использованием геолокации. В обществе, где граждане не могут доверять политикам, судьям и полицейским, многие из которых погрязли в коррупции, журналистика стала последней пулей в борьбе с несправедливостью. Люди обращались в редакции газет, чтобы рассказать о своих бедах и пожаловаться на злоупотребления со стороны властей. Встав на сторону обиженных, журналисты рисковали жизнью. В 2009 году в стране произошло самое массовое убийство журналистов за всю историю человечества. Группа репортеров сопровождала агитационный кортеж политика Эсмаэля Мангудадату в провинции Магинданао. По дороге они попали в засаду, организованную наемниками соперничающего политического клана из Ампатуана: всего погибли пятьдесят восемь человек, тридцать шесть из них были журналистами.

Местная газета Mindanao Focus лишилась всех своих сотрудников.

Беззащитные репортеры становились помехой на пути нового поколения олигархов, землевладельцев и гангстеров, у которых не было исторических связей с испанцами, некогда владевшими этими островами, но которым тоже хотелось, чтобы их пускали в залы гостиницы Manila. Неизбежно возникает вопрос: является ли историческое наследие, о котором говорила Имельда Маркос, причиной всего дурного, происходившего в стране? Мьянманские генералы и индийские националисты тоже любят прикрываться историческим наследием. Да и в Латинской Америке с Африкой этого хватает. Но ведь со времен иностранного владычества прошло сто, двести, а то и пятьсот лет, не так ли? Сколь долго можно оправдывать проблемы несостоявшегося государства страданиями, перенесенными в прошлом? Этим странам давно пора принять на себя ответственность за происходящее – что, безусловно, не означает, что колонизаторы могут снять с себя ответственность за содеянное. Испанцы действительно оставили филиппинцам полутеократию, не озаботившись тем, чтобы создать институты, способные управлять страной. Основали привилегированные династии, эксплуатирующие местное население, ограничились образованием элит и не захотели или не сумели научить местных испанскому языку, чтобы сохранить связь с этой страной. Но Ману Легинече отнесся благосклоннее к своим соотечественникам, несмотря ни на что: «Испанская колонизация Филиппин была не слишком успешной, но вместе с тем не была и бесчеловечно жестокой».

Легинече родился в 1941 году неподалеку от Герники, баскского города, на протяжении четырех лет подвергавшегося варварским бомбардировкам авиации Гитлера и Муссолини, которые в войне с Испанской республикой выступили на стороне генерала Франко. «Вторая мировая война началась в моем городе, в Гернике», – писал Легинече. Как и многие историки, он был уверен, что, если бы фашизм удалось остановить в Испании, Европа не потеряла бы десятки миллионов жизней в дальнейшем. Легинече был ребенком послевоенной, невероятно нищей и травмированной Испании, в которой даже обеспеченные семьи – его отец был крупным баскским промышленником – испытывали серьезные затруднения. Война всегда занимала мысли Легинече. Баск не понимал, откуда в людях столько злобы. Возможно, именно поэтому он освещал войну во Вьетнаме, Югославии и Афганистане. Легинече учился на факультете философии в Вальядолиде, затем переехал в Мадрид, где начал работать журналистом в El Norte de Castilla под руководством Мигеля Делибеса. Испанию того времени не назовешь комфортной страной для журналистов. Свободно заниматься этой деятельностью мешала цензура – серьезный стимул уехать куда-то еще. И вот в одном из столичных баров Легинече знакомится с американским журналистом Гарольдом Стивенсом. Тот рассказывает баску, что намерен побить рекорд в тридцать три тысячи семьсот девяносто километров, поставленный британцем Питером Таунсендом во время его кругосветного путешествия, и хочет объехать весь мир на «тойоте ленд крузер». Легинече загорелся этой идеей, но едва ли мог быть полезен в таком мероприятии. Дело в том, что он никогда не умел водить машину.

– Как же ты собираешься объехать весь мир на автомобиле, если не умеешь водить? – спросили его будущие спутники, когда он выразил желание присоединиться к ним.

– У меня есть другие достоинства. Да, я не умею водить и чинить машины, но могу петь, играть в мус, у меня отличное чувство юмора и неплохое знание географии. А еще я читал Конрада, Стивенсона и Верна.

Под вино и закуски Легинече удается убедить организаторов включить его в состав экспедиции. Помимо Стивенса в ней участвовали еще трое журналистов: Альберт Поделл, Вудро Станс и швейцарский фотограф Уилли Меттлер. На дворе стоял 1965 год, Легинече было всего двадцать три.

Их путешествие продлилось два года: сначала они пересекли Гибралтарский пролив, чтобы попасть в Марокко, оттуда проехали через Алжир, Тунис, Египет и Ливан. Затем через Гиндукуш и Хайберский проход добрались до Индии, где Легинече был приглашен на чаепитие с Индирой Ганди. Далее экспедиция отправилась на Восток. Ману зарабатывает на жизнь всем, чем только можно: «Я перепробовал все профессии, кроме сутенера», даже торгует якобы немецкими лекарствами на тайских рынках. В Бангкоке у него съедает паспорт обезьяна, в Камбодже он играет в футбол с королем Сиануком и берет интервью у далай-ламы, который передает через него привет Франко. Во время остановки в Паксане на западе Лаоса баск удостаивается приема у местного старосты. Тот представляет ему своих трех жен и предлагает опиум.

Последняя часть путешествия пришлась на земли антиподов. Эта глава начинается