Журнальный век. Русская литературная периодика. 1917–2024 - Сергей Иванович Чупринин

легенды, вплоть до чистого вымысла, неразличимо тесно переплетаются с фактами.

Да вот пример.

Евтушенко принес в редакцию поэму «Братская ГЭС». Ее поставили в январский номер 1965 года, как вдруг публикацию категорически запретил секретарь ЦК по идеологии Леонид Ильичев. Что делать?

Полевой, – как рассказывает поэт, – вызвал ответственного секретаря и велел снять поэму из номера. И вдруг произошло нечто, по тем временам невероятное. Бывший личный помощник Фадеева, заместитель редактора «Юности» С. Н. Преображенский был в то время секретарем первичной организации журнала. Он немедленно собрал общее собрание членов партии редакции – человек двадцать. Партячейка приняла резолюцию – обязать коммуниста Полевого не снимать поэму Евтушенко «Братская ГЭС» из первого номера и обратиться в Политбюро ЦК КПСС с жалобой на действия секретаря ЦК Ильичева[214].

Ну а дальше – все пятнадцать членов и кандидатов в члены Политбюро будто бы единодушно поддержали поэму, которая и вышла – пусть не без увечий – в апрельской книжке 1965 года.

Не правда ли, красиво? Вот только достоверно ли? Годы прошли, и Виктор Славкин в дневниковой записи привел один из позднейших разговоров в редакции:

Леопольд (Железнов)[215]: Не было этого.

Евтушенко: Было!

Леопольд: Я не помню!

Евт.: Было! Было! Ильичев сказал, что поэмы не будет.

Леопольд: Он прислал замечания, но против публикации не был.

Евт.: Был! Был! Вы просто забыли.

Леопольд: Я все помню[216].

А вот история, в которой уже не усомнишься.

Сочинив абсурдистскую «Затоваренную бочкотару», Аксенов решил, что после только-только отбушевавшего скандала со стихотворением Олега Чухонцева «Повествование о Курбском» (1968, № 1)[217], где пресловутая «красная линия» была явно перейдена, его повесть в «Юности» не напечатают, и отправил ее в «Новый мир». А там неудача:

Ася Берзер принесла рукопись Аксенова «Бочкотара».

– Это же плохой писатель, – пожал плечами А. Т<вардовский>. Мол, что я буду читать.

– Начинал он интересно.

– И начинал неинтересно[218].

Так повесть оказалась все-таки в «Юности». И Полевой, против ожиданий, ее и не забраковал, и не одобрил, а мирно убыл в очередной творческий отпуск: решайте, мол, сами. Так что сотрудники редакции во главе со все тем же Преображенским всю ответственность взяли на себя, для пущей надежности сопроводив публикацию (1968, № 3) кратким, но исчерпывающе ясным послесловием Евгения Сидорова, который ведал тогда отделом критики.

Краснопресненский райком вставил, конечно, фитиля и своевольничающей редакции, и в особенности автору «апологетического» послесловия[219], но в целом обошлось, что называется, малой кровью.

Последним отважным поступком коллектива «Юности» стала попытка в мае 1968 года отстоять Бориса Балтера, своего автора и товарища по партийной организации, от районных властей, которые за подписи под «политически вредными» письмами протеста требовали исключить его из рядов борцов за дело коммунизма. И ведь почти удалось: решение об исключении было отметено сразу, восемь коммунистов проголосовали за строгий выговор, шестеро за просто выговор, а Евгений Сидоров так и вовсе предложил ограничиться обсуждением. Тем бы, может, и обошлось, но, «упорствуя в своих заблуждениях», Балтер не покаялся и перед старшими товарищами на бюро Фрунзенского райкома, так что из КПСС был изгнан все-таки с треском[220].

Что же касается самого журнала, то рубежным можно считать 1969 год, когда из редколлегии за небрежное якобы отношение к своим обязанностям удалили Евтушенко и Аксенова, а вместо них ввели в нее Владимира Амлинского и Анатолия Кузнецова.

Вот ведь рядовое вроде бы событие, но спустя несколько месяцев Кузнецов, отправившийся в Лондон, чтобы собирать там материал о II съезде РСДРП, неожиданно запросил политическое убежище и… Тут уже самому Полевому пришлось каяться в близорукости и отмежевываться от своего фаворита, а гайки в журнальной политике затягивать потуже.

Новым временам лучше соответствовал уже не либеральничавший ветеран Преображенский, а дисциплинированный поэт-романтик Андрей Дементьев, в 1972 году спланировавший в первые помощники Полевого с поста заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ.

Комсомольцы, правду сказать, к этому времени тоже уже утратили шестидесятническую боевитость и журнал своим вниманием особенно не допекали. Да и незачем было допекать: номера выходили ровные, в срок, достойными тиражами – почти без бестселлеров, но и без явных идейных просчетов, так что нужда бомбардировать их гневными филиппиками сама по себе отпала.

Утверждать вслед за Аксеновым, что «Юность» будто бы выродилась в «подкаблучную богадельню»[221], будет, пожалуй, несправедливо: и проза там появлялась достойная, и талантливая молодежь собиралась под свет «Зеленой лампы», и поэты-шестидесятники временами продолжали блистать – однако недаром же Евтушенко и Вознесенский, порознь друг от друга, стали подавать проекты собственных экспериментальных журналов.

Так в семидесятые годы, так и до второй половины восьмидесятых, пока Дементьев, ставший в 1982-м после смерти Полевого главным, не поддался перестроечной стихии. Напечатали «Кроликов и удавов» Фазиля Искандера (1987, № 9), «Чонкина» Владимира Войновича (1988, № 12; 1989, № 1–2), на страницы «Юности» вернулся Василий Аксенов с «Золотой моей железкой» (1989, № 6–7) и «Островом Крымом» (1990, № 1–5), а по разряду того, что написано здесь и сейчас, ставку сделали на Юрия Полякова – писателя с таким же комсомольским бэкграундом, как у самого Дементьева и его заместителя Виктора Липатова.

Нашумевшие в свою пору «остропроблемные», как тогда выражались, повести «ЧП районного масштаба» (1985, № 1), «Работа над ошибками» (1986, № 9), «Сто дней до приказа» (1989, № 11), конечно же, помнятся. Но помнятся и постмодернистские экзерсисы «Равновесие света дневных и ночных звезд» (1988, № 8), «Около эколо» (1990, № 3) Валерии Нарбиковой. И уж тем более в историю литературы вошел устроенный Кириллом Ковальджи «Испытательный стенд» (1987, № 4; 1988, № 1), открывший широкой публике Юрия Арабова, Евгения Бунимовича, Сергея Гандлевского, Александра Еременко, Нину Искренко, Дмитрия А. Пригова – целая плеяда поэтов «поколения дворников и сторожей».

Все путем, как казалось со стороны. Но изнутри редакционного коллектива настоящее и будущее журнала выглядели иначе. И ранней весной 1992 года 14 сотрудников журнала «Юность», представлявших ведущие отделы – прозы, поэзии, публицистики, культуры, писем, рекламы – написали письмо главному редактору Андрею Дементьеву. Суть этого послания сводилась к следующему: нам давно стало очевидным, что дела журнала Вас, Андрей Дмитриевич, совсем не интересуют и лишь тяготят, отрывая от зарубежных поездок, в которые Вы столь азартно погрузились. Поэтому предлагаем Вам уйти, оставить редакцию и дать дорогу более молодым, тем, кому интересен журнальный процесс и открывшиеся новые возможности, и т. д., и т. п.[222]

История этого раскола пока не написана, и рассказывают, что причиной были не только зарубежные отлучки, но и свойства личности главного редактора, его гражданская и литературная позиция. Как бы там, впрочем, ни было, в течение трех месяцев редакция бурлила. Собрания, открытые и подметные письма, закулисные переговоры… «Американец» в ту пору Василий Аксенов, которого сватали в