«Мастер и Маргарита»: За Христа или против? (3-е изд., доп. и перераб.) - Андрей Вячеславович Кураев

Но Зибель омывает руки святой водой — и чары разрушаются. Валентин же в решающую минуту оказывается беззащитным перед Фаустом и Мефистофелем потому, что в досаде на свою сестру он срывает с шеи святой образок, подаренный ему Маргаритой и бросает его на землю. Мефистофель тут же шепчет про себя: «Ты об этом пожалеешь!»

Так что упоминание церковных таинств как силы более могущественной, чем сатана, было вполне в традиции европейской фаустианы (или же шире — «готического романа»). Булгакову нужно было лишь намекнуть на нее — и у образованных читателей возникал вполне ясный и четкий ассоциативный ряд.

Этот намек Булгаков и делает при посредстве упоминания о реакции нечистой силы на крестное знамение. Эти детали тем более выразительны, что в окончательном тексте романа церковная тематика полностью отсутствует. Крестное знамение да иконка, за которой прячется Иван Бездомный, — вот и все признаки существования Церкви в булгаковской Москве. Но — sapienti sat[196].

Да, и еще об одном Воланд проговаривается: у него нет власти над философом, доказавшим бытие Бога, — Кантом: «Он уже с лишком сто лет пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя, уверяю вас!» (гл. 1). Тот, кто собирает на своем балу Калигулу, и Мессалину, и прочих негодяев всех веков, «никоим образом» не может потревожить Канта. Это не его «ведомство». Так что неправа Маргарита, восклицающая в адрес князя тьмы: «Всесилен!»

Скоро ли Пасха?

В европейской фаустиане действие начинается на Пасху. Так в поэме Гете. Так в «драматической легенде» Берлиоза и в опере Гуно — всюду звучит «Христос воскресе!» (правда, что касается творения Гуно — то лишь во французском оригинале)[197]. Есть ли пасхальная тема у Булгакова?

Вроде бы и храмов в его романе нет. Только когда Воланд покидает Москву, писатель отмечает, что в ней все же были христианские церкви: с Воробьевых гор нечисть сверху вниз взирает на Москву и «на пряничные башни девичьего монастыря» (гл. 31).

Этот монастырь, вдруг мелькнувший в сцене отлета нечисти из Москвы, мог бы показаться чисто топографической случайностью, если бы не время этого улета. В романе постоянно подчеркивается, что Москва залита светом весеннего полнолуния[198]. И действие романа разворачивается в период от среды[199] до воскресной ночи[200]. Сопоставляем: первое воскресенье после весеннего полнолуния… Да это же формула православной Пасхи! В эпилоге вполне определенно намекается на это: «Каждый год, лишь только наступает весеннее праздничное (выделено нами. — А. К.) полнолуние…» А если учесть неоднократные упоминания о мае[201], выйдет, что речь идет о поздней Пасхе. Это, в свою очередь, значит, что 14 нисана по иудейскому календарю (время действия «пилатовых» глав) осталось далеко позади. События разворачиваются на Страстной седмице православного литургического календаря.

Так в окончательной версии (поначалу действие разворачивалось в июне и лишь при итоговой доработке было перенесено на май) «московский» роман развивается в кощунственной параллели с богослужебным календарем (вновь напомню: кощунственен не роман Булгакова. Кощунственна жизнь москвичей и действия сатанистов, изображенных в нем).

В Страстную среду Иуда встречался с Синедрионом. И роман начинается с Великой среды: «атеистический синедрион» (Берлиоз и Бездомный) решает, как еще раз побольнее уязвить Христа. В Страстную среду жена изливает миро (благовонное масло) на голову Иисуса (Мф. 26). В среду голова Берлиоза катится по маслу, пролитому другой женой (Аннушкой) на трамвайные пути.

Сеанс в Варьете приходится на «службу 12 евангелий» — вечер Великого Четверга, когда во всех храмах читаются евангельские рассказы о страданиях Христа. Это самая долгая и самая драматичная служба в году. Все прихожане, включая детей, стоят с то зажигаемыми, то гасимыми свечами.

Издевательства Воланда над москвичами (которые сами, впрочем, предпочли быть в Варьете, а не в храме) идут в те часы, когда христиане переживают евангельский рассказ об издевательствах над Христом.

В эти часы этого дня как раз очень ясное деление: где собираются русские люди, а где — «совки». Именно последние в своем «храме культуры» оказались беззащитны перед Воландом.

В 30-е годы население СССР было еще наполовину религиозно (по данным переписи 1937 года)[202]. Другая половина, уже отказавшаяся от личной религиозности, также была неоднородна. Многие по-доброму помнили семейные церковные традиции. А вечер «чистого четверга» — это особое время. Это «четверговый огонь», разносимый из храма по домам и по всем комнатам дома…

Это одно из самых ярких детских впечатлений в эпоху, когда нет фейерверков и телевидения. На Пасхальном крестном ходе поток свечей кружится вокруг храма. И вот в Великий четверг эти потоки растекаются по всему селу или городу — вплоть до дома. Эти огоньком дома копили дверные притолоки — считая это защитой от нечистой силы… И уже пахнет куличами…

Нет, чтобы в этот самый эмоционально насыщенный вечер церковно-народного календаря пойти не в гости, не в библиотеку, не в обычный театр, а в Варьете, да еще на сеанс черной магии, надо было быть совсем уж «отморозком».

Так что не среднестатистические москвичи пришли пред очи Воланда на его смотр, а весьма своеобразный контингент. Это были люди, давно снявшие с себя нательные крестики и смывшие с души все следы христианского воспитания. Вот они и оказались беззащитными перед князем тьмы…

Утром в Страстную пятницу апостолы стояли за линией оцепления, с ужасом наблюдая за голгофской казнью. Утро же этой Страстной пятницы москвичи проводят в окружении милиции, но это оцепление ограждает очередь «халявщиков», давящихся за билетами в Варьете. В храме в это время идет чтение Часов. Булгаков также по часам фиксирует разрастание и распад этой очереди.

Шествие с гробом обезглавленного Берлиоза оказывается атеистическим суррогатом пятничного хода с Плащаницей. Единственный раз в году служба совершается в середине дня. «Вынос Плащаницы».

Для религиозного сознания очень значимы пункты перехода. От смерти — к жизни. От детства — к юности. От юности — к брачной жизни. От жизни — к смерти. От зимы — к весне. От лета — к зиме. От тьмы — ко свету. От света к ночи… И поэтому значительная часть церковных обрядов — это «обряды перехода». Каждый день служатся утреня и вечерня. Обедня — Литургия — также приходится на начало дня. В середине светового и трудового дня немонастырские храмы служат лишь одну службу в году — в Страстную пятницу.

Смысл и настрой этого дня лучше всего передан в «Докторе Живаго»:

А в городе, на небольшом

Пространстве, как