Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев

Будто нуждаясь в подтверждении своей теории, Соколович той же ночью находит уличную проститутку, приводит ее в дешевую гостиницу, где и убивает, задушив двумя подушками.

По всей видимости, мы имеем дело с маньяком, хотя в тексте нет ни слова о других преступлениях Соколовича. Убийство совершено им не из корыстных интересов, не из чувства личной ненависти или мести, как бывает в большинстве убийств, а из маниакального желания доказать самому себе свою особенность (для Соколовича его особенность выражается в петлистой форме его ушей).

Опасность таких людей, как Соколович, состоит в том, что их теории требуют все новых и новых доказательств. Это значит, что Соколовичи будут убивать либо до тех пор, пока их не остановит полиция, либо пока сами не умрут на свободе.

Мы не знаем, какая судьба ждала Соколовича. Рассказ создан в 1916 году, а потому можно предположить, что описываемые события соответствуют этому историческому периоду. В контексте революционных событий и Гражданской войны такие персонажи проявляли себя по-разному: они либо удовлетворяли жажду убийств, присягнув одной из противоборствующих сил и получив «мандат» на злодеяния, либо продолжали жить незаметной жизнью, убивая беззащитных горожан в подворотнях, борделях и дешевых гостиницах.

В советской криминологии господствовала точка зрения, что преступность имеет социальную природу. Иначе говоря, преступник идет на нарушение Уголовного кодекса лишь под влиянием внешних обстоятельств (будь то голод, угрозы подельников и так далее). Из этого следовало, что построение коммунизма и обеспечение социального благополучия для всех членов общества должно вести к постепенному снижению преступности (чем ближе к коммунизму — тем меньше преступлений). Однако объективная статистика показывала обратное: преступность в советском обществе хотя и была сравнительно невысокой, но все же сохранялась, а по отдельным категориям преступлений росла. Видя такое противоречие, видный профессор криминологии из Саратовского университета Иосиф Ной предположил, что не все преступники мотивированы одними лишь социальными факторами[111]. Некоторые люди переступают закон из-за внутренней предрасположенности к преступлениям.

Теория Ноя вызвала бурю в советской науке и практически сразу была отвергнута коллегами-криминологами. Главные возражения сводились к тому, что концепция Ноя как будто делала шаг назад и возвращала криминологию к антропологическим представлениям о преступности.

Как известно, наиболее заметным представителем антропологической школы был итальянский психиатр и криминолог Чезаре Ломброзо. По мнению Ломброзо, внешние морфологические признаки человека (форма черепа, черты лица и так далее) якобы помогают распознавать людей, склонных к совершению преступлений. Позже «концепцию прирожденного преступника» (homo delinquens), выдвинутую Ломброзо, отвергли как европейские, так и отечественные правоведы (одним из наиболее ярых критиков Ломброзо в России был Анатолий Кони). В то же время ломброзианство сыграло роковую роль в европейской истории. Идеологи фашизма и нацизма взяли на вооружение предположение Ломброзо и пришли к радикальным выводам, что людей, подпадающих под определенные, причем весьма условные внешние описания, следует изолировать от общества и даже применить к ним жесткие карательные меры вплоть до физического истребления.

Несмотря на отдаленное сходство с «концепцией прирожденного преступника» Ломброзо, теория Ноя никогда не сводилась к таким же примитивным категориям: очевидно, что размер носа, разрез глаз или скулы не делают человека ни праведником, ни преступником. По мнению Ноя, однако, нельзя впадать и в другую крайность, когда личность преступника полностью игнорировалась бы и мотивы преступления объяснялись лишь социально-экономическими факторами.

Возвращаясь к бунинскому Соколовичу и примеряя его историю к теории Ноя, мы не можем с точностью сказать, что именно подтолкнуло убийцу к совершению преступления и чем вызвано его психическое расстройство (возможно, он подвергался психологическому насилию в детстве или его чувства однажды отвергла возлюбленная, что породило в нем неадекватную озлобленность и агрессию ко всем женщинам). В образе Соколовича скорее удивляет отсутствие сожаления о содеянном, нездоровое самообладание после совершения преступления, а также нечеловеческое равнодушие к жертве.

Для юристов, занимающихся уголовными делами, чтение таких произведений крайне полезно. Читатель встает на место преступника, думает как убийца. При расследовании преступлений это в высшей степени важно: следователь рассуждает как преступник, чтобы предугадать следующие шаги своего «визави», постараться предупредить возможных жертв и при первой же возможности подловить злодея на ошибке.

В этом смысле не менее интересна «Драма на охоте» Антона Чехова, относящаяся к числу ранних произведений писателя.

Вкратце перед нами история двойного убийства, рассказанная от имени убийцы. Повесть начинается с того, что в редакцию газеты обращается бывший судебный следователь Иван Петрович Камышев. Редактор — поначалу первоначальный рассказчик — не обращает внимания на рукопись, представленную незнакомцем. «Сюжет не новый… Любовь, убийство…»[112] Но позже он возвращается к рукописи и оказывается на пороге разгадки настоящего преступления.

Здесь Чехов реализует технику mise en abyme[113], известную также как «рассказ в рассказе». Место рассказчика теперь занимает автор таинственной рукописи (Камышев). По тексту, правда, то и дело появляются комментарии и вставки редактора, отчего читатели (мы с вами) оказываемся в двойной реальности — сюжетах основной повести и рукописи.

Главным героем рукописи выступает некий следователь Сергей Зиновьев, в котором редактор легко узнает Камышева. Старинный друг Зиновьева, граф Карнеев, приглашает Сергея к себе в усадьбу. Сначала Зиновьев отказывается от приглашения, но потом все же принимает его. Так он оказывается в деревне, в графской усадьбе.

Там Сергей встречает дочь местного лесничего Ольгу Скворцову, девушку в красном, к которой даже начинает испытывать симпатию[114]. И, о счастье, его чувства находят отклик. Но неожиданно Ольга заявляет, что намерена выйти замуж за немолодого графского управляющего Петра Урбенина. Очевидно, что Ольга не любит Урбенина, в управляющем ее могут интересовать лишь деньги. Девушка, всегда казавшаяся романтичной и лишенной всякой меркантильности, поражает Зиновьева подобным отношением к замужеству. Теперь он ее презрительно называет тщеславной Оленькой[115].

По ходу повествования Зиновьев всячески подчеркивает собственный цинизм. Даже узнав об измене Ольги, он не огорчается, а говорит себе: «…ревновать можно только тех, кого любишь, а разве я люблю девушку в красном? Если любить всех девушек, которых я встречаю, живя под луной, то не хватит сердца, да и слишком жирно…»[116]

После шумной свадьбы Зиновьев еще некоторое время живет в усадьбе графа. Он видит, что граф Карнеев ухаживает за Ольгой, а та при этом охотно принимает его ухаживания, ни во что не ставя своего законного мужа Урбенина. Все это вызывает в Зиновьеве отвращение, он покидает графскую усадьбу и возвращается