Страстоцвет, или Петербургские подоконники - Ольга Кушлина

у окон, и нигде нет пыли, и еще какое-то особое настроение семейственности, нечто такое, чего не бывает в непорядочных домах и что всегда оценивается хозяйками, — неужели в этой обстановке могло совершиться обольщение ее скромного мальчика заботливыми молодыми хозяйками этой гостиной?» А потом появляются сами заботливые хозяйки, надушенные наивным де-вичьим «клематисом», и конфликт улаживается в самом начале.

Рис. 31. Парфюмерия Т-ва Брокар и Ко. Плакат. Париж

Разумеется, «обольщение скромного мальчика» происходило в другой обстановке и при помощи других цветов, вернее, цветочных запахов. Обучение науке страсти нежной гимназиста Саши Пыльникова осуществляется по хорошо продуманному плану — последовательного, но агрессивного наступления на его обоняние. Вслед за «приличными» духами наступает черед иных — волнующих, чувственных, имевших в начале века репутацию скандальных. (В это время революция в парфюмерии привела к тому, что духи разделялись на пристойные, традиционные, заглушающие естественный запах тела, и откровенно-вызывающие, манящие, подчеркивающие природный запах женской кожи. Даже появившиеся в начале 20-х годов самые знаменитые в мире духи «Шанель № 5» казались современникам непристойными. В своих воспоминаниях Любовь Менделеева, Прекрасная Дама Александра Блока, рассказывает, что в молодости имела пристрастие к духам с сильным и «откровенным» ароматом и что порядочных дам это шокировало.)

Итак, девица Рутилова вскоре явилась на квартиру к влюбленному в нее гимназисту уже с другим парфюмом — «порочным».

«Людмила обрызгала Сашу приторно-пахучими духами. И удивил Сашу их запах, сладкий, но странный, кружащий, туманно-светлый, как золотящаяся ранняя, но грешная заря за белою мглою. Саша сказал:

— Какие духи странные!

…Крупный пестрый ярлык, французская надпись, — цикламен от Пивера… Саша нерешительно сказал:

— Клопом засахаренным пахнет немножко.

— Ну, ну, не ври, пожалуйста, — досадливо сказала Людмила… — Слушай: три духа живут в цикламене, — сладкою амброзиею пахнет бедный цветок, — это для рабочих пчел. Ведь ты знаешь, что по-русски его дряквою зовут.

— Дряква, — смеючись повторил Саша. — Смешное имечко.

— Не смейся, пострел, — сказала Людмила… и продолжала: — Сладкая амброзия, и над нею гудят пчелы, это — его радость. И еще он пахнет нежною ванилью, и уже это не для пчел, а для того, о ком мечтают, и это — его желание, — цветок и золотое солнце над ним. И третий его дух, он пахнет нежным, сладким телом, для того, кто любит, и это — его любовь, — бедный цветок и полднев-ный тяжелый зной… Он радует, нежный и солнечный цикламен, он влечет к желаниям, от которых сладко и стыдно, он волнует кровь».

Макс Гесдерфер. Комнатное садоводство.

Cyclamen (альпийская фиалка, дряква). Персидский цикламен очень ценится как благодарное и обильно цветущее зимою растение. Родина его, вопреки названию, не Персия, а остров Кипр, Сирия и Палестина. Некоторые сорта обладают несколько резким, но тем не менее приятным запахом. До сих пор усилия культиваторов — получить новые сорта с более тонким и благородным ароматом — не привели еще, к сожалению, ни к каким результатам.

Наряду с персидским цикламеном некоторые любители воспитывают в последнее время европейский цикламен, более известный под названием альпийской фиалки. Любители цветов часто привозят из своих путешествий в Альпы цветущие растения.

Как только в России в конце ХIХ века цветок вошел в моду, украсил жардиньерки «роковых женщин», он действительно отказался от своего русского имени и от лесного собрата, накинул флер загадочности — стал цикламеном. Мода была подкреплена частыми изображениями своеобразных, причудливо изогнутых лепестков и стеблей на тканях, вазах, тарелках. И разумеется, на пике популярности цикламена появились приторно-сладкие духи (кстати сказать, самые распространенные сегодня разновидности цикламена практически лишены запаха, как и большинство комнатных цветов).

Точно так же «сладкий, томный и пряный запах японской функии» — это благоухание модных в те годы духов, а не широко распространенного нынче декоративного растения, которое тоже не может похвастаться каким-то особенно сильным и приятным ароматом. Наверное, именно этим парфюмом и надушили бедного Сашу Пыльникова, когда он, никем не узнанный, на маскараде потрясал воображение провинциальной публики в костюме гейши. В сладострастных описаниях цветочных ароматов в романе «Мелкий бес», во всех этих пахучих эротических сценах с переодеваниями чувствуется какая-то зависть писателя Сологуба к недоступному, сугубо женскому миру цветочных запахов — дионисийской стихии чувственной красоты, гармонии, слиянности с природным началом. Но это все скрыто в самых глубинах текста, стыдливо-прикровенно у Сологуба, — sub rosa; думается, что сам он, в отличие от М. Кузмина, никогда бы не решился «сбрызнуть» себя женскими духами (хотя и любил их, и знал в них толк).

Проф. А. Кернер фон Марилаун. Жизнь растений. Т. 2: История растений. Глава «Запах цветов как приманка для насекомых и других животных».

Подобно цвету, и запах растений состоит из своеобразных соотношений с животным миром. Запах, испускаемый листьями, стеблями и корнями, служит главным образом к отпугиванию врагов, питающихся растением; напротив того, аромат, исходящий от цветов, имеет значение как приманка для таких животных, которые в случае посещения могут переносить пыльцу.

У большинства зонтичных цветы имеют другой запах, чем листья, стебли и корни. Корни кориандра отзывают противным запахом клопов, листва болиголова выделяет отвратительный запах мышей. А между тем цветы этих трех зонтичных имеют приятный аромат меда, привлекающий насекомых.

Число различных запахов очень велико. По самой скромной оценке, их можно различить до пятисот. Однако точно определить и разграничить их очень затруднительно, так как в нашем языке отсутствуют соответствующие названия, и потому остается только сказать, что резеда пахнет резедой…*

*Далее следует длинное объяснение разницы между терминами «запах» и «обоняние», которые в немец-ком языке передаются словом Geruch. Так как на русском языке этих понятий смешать невозможно, то мы и считаем себя вправе опустить это место подлинника. (Примеч. переводчика А. Генкеля.)

Почти пародийно выглядящие на фоне серьезной прозы «цветочные» стишки поэтов-серебровечников, перевязанные к тому же надушенными ленточками, имеют тем не менее ту же психоаналитическую подкладку. Это, в сущности, такой же провинциальный маскарад — с масками, полумасками, костюмами японских гейш, испанок, цыганок и таитянок. Трудно теперь определить, кого первым бес попутал поиграть в девичьи игры. Полагаю, как всегда, спровоцировал Михаил Алексеевич… В марте 1911 года М. А. Кузмин отправил письмо Вяч. Иванову:

Певцу ли розы принесу

Цветов царицу?

В каком саду, в каком лесу

Сберу кошницу? —

ну и так далее, не в альбом же себе переписываю.

Словом, «маркиз гуляет с другом