Страшное: Поэтика триллера - Дмитрий Львович Быков

раз ничего материалистического в СССР не было — идеалистическая страна, где словам верили больше, чем собственным глазам, где выполняли оккультные обряды и все подчиняли безумным ритуалам. Просто советские триллеры были другой природы. Елена Иваницкая проницательно заметила, что люди не любят читать про страшное, потому что страшное на самом деле — это Шаламов или Виктор Франкл, лагеря и концлагеря, «Красная книга ЧК» с данными о пытках и т. д. Это надо быть совсем уж извращенным любителем. Советское страшное было слишком сильно, грубо, материально, чтобы быть таинственным. Это уже другой жанр — макабр. Помните, как Остап Бендер объяснил, что произошло с Вечным Жидом в петлюровском Киеве? Ужасы революционной России (тогда это была именно Россия) вытесняют сказочную, фантастическую, готическую культуру: это другая готика. Это соотносится примерно так же, как эротика и порнография. Саспенс — это подозрение, а советская реальность XX века — это, увы, точное знание.

Возвращаясь к готическим пространствам: их основная черта — пустынность. Они безлюдны, потому что населены иными, нечеловеческими существами. Это лес, пустыня (место действия большинства арабских и африканских триллеров), болото, на котором духи зла царствуют безраздельно, — и едва ли не в первую очередь океан, потому что мы понятия не имеем, что там происходит. В «Моби Дике» Мелвилла океан — это метафора смерти, корабль — гроб, в котором герой в конце концов и спасается; капитан Ахав плавает со своим экипажем по океану бесконечности, и в этом океане водится страшное существо — Бог, белый кит, хозяин этой бесконечности, которого китобои пытаются, по-библейски говоря, уловить удою.

Главное пространство триллера у Лавкрафта — океан, у Эдгара По его тоже много, особенно в «Повести о приключениях Артура Гордона Пима». У Роальда Даля и Амоса Тутуолы — писателей очень разных, но одинаково чувствительных к таинственному, — действие часто переносится в пустыню, у Кинга — в леса штата Мэн. Но все это прошлый век, потому что в нашем столетии триллер переселяется в новое пространство — виртуальное, и главным его действующим лицом становится компьютер или телефон.

Джинн, так сказать, сменил бутылку. Нечистая сила переселилась в гаджет. Как в недавней песне БГ: «Господи, прости, ну и гад же ты, ты и все твои гаджеты» (справедливости ради, я первым употребил эту рифму в 2008 году на церемонии «Белого слона»:

Где садовник, копая напористо,

Пацаненку кричал «Ну и гад же ты!»,

Или там, где прибытие поезда, —

Так и верят в прогресс или в гаджеты.

Имеется в виду европейский кинематограф. Но рифма-то, при всем изяществе, на поверхности).

В какой-то момент нечистая сила, которая раньше гнездилась в таинственных артефактах, например в лампе, переселяется в интернет, знающий о нас больше нас. Телефон обладает волшебной способностью уничтожать расстояние, приближать. Очевидно, что в любом доме в бытовых приборах, от пылесоса до фена, тоже живут и действуют страшные персонажи. Это отчасти корреспондирует с сюжетом об ожившей кукле — механизме, у которого завелась своя воля, — но виртуальное и должно быть пристанищем всякой нечистой силы, ибо она тоже виртуальна. Поэтому к следующему занятию мы берем тему ожившей куклы, а через занятие — еще более готическую тему превращения животного в человека и наоборот. В качестве задания рекомендую добровольцу взять доклад «Тема ожившей куклы в книге Бытия». А в качестве реальной истории, которую я предлагаю к следующему разу проанализировать, мы возьмем дело о свинцовых масках, которое имело место в 1966 году в Латинской Америке. Почитайте о нем в интернете и разберите, что там особенно страшного.

Какие есть вопросы, пожелания и прочее?

— Вы говорили, что, по Делезу, страшное — это нарушение привычных функций предмета. Но мы несколько раз утыкались в то, что у смешного такая же структура. Где грань?

— Очевидно, что смешное и страшное часто движутся параллельно, и в любом триллере гротеск является эффектной краской (например, первые две пугалки оказываются обманками, все неуверенно смеются). Более того, в любом анекдоте рассказан триллер. Проблема в интенции. Смешное разрушает функцию в сторону снижения, а страшное — в сторону возвышения. У Булгакова, когда коммуналка оказывается местом для бала сатаны, это возвышение, и это готично. А вот когда вечность оказывается банькой с пауками, это смешно, хотя чрезвычайно противно.

— А вы можете провести грань между мистикой Запада и Востока?

— Внимание, здесь важная разница, действительно. Мистика Запада — преимущественно мистика, связанная с деяниями рук человеческих, с творениями человеческого разума, который вырывается из-под контроля. Христианство чуждается мистики, ибо где мистика — там негде взяться моральной ответственности. Мистика Востока — контакт с непостижимыми силами, постоянное вторжение волшебных предметов, гигантских джиннов и так далее. Кстати, очень частая фигура в восточной сказке — звездочет. Почему?

— Это переводчик с непонятного на понятный.

— Прекрасная формула. Он транскодер, он транскодирует послание неба людям, а в функции звезд на Западе, к сожалению, выступает государство, патрон, сюзерен. На Востоке вы находитесь все время в руках божественных сил. Еще до мусульманства это было так. А ислам это подчеркнул в огромной степени.

— А какой же вид ужаса при этом на нашей территории бывшей, когда народ весь под звездами и под астрологами, а государство пытается навязывать свои пугалки?

— Справедливое наблюдение. Именно поэтому большая часть России живет в язычестве. Народ заразил этим язычеством государство. И храм вооруженных сил в Одинцове — это, простите, храм языческий, капище Ваала.

— А можно взять « Золотой ключик» как пример готического романа?

— Да ради бога. Вооружившись статьей Мирона Петровского «Что отпирает „Золотой ключик”».

Третья лекция

Разберем сначала, по итогам вашего домашнего задания, «кейс свинцовых масок». То, что я сейчас буду говорить, сложно, но интуитивно вполне постижимо. В готике обычно есть три слоя. Правда, эти три слоя присутствуют так или иначе во всем, что мы понимаем и говорим. Сейчас я формулирую главную вещь в готике, но понять ее очень сложно. Религиозная вера проходит три этапа. Этап первый — детская вера. Все хорошо, как в сказке. Добро побеждает, мир в целом к нам благорасположен. Этап второй — подростковое разочарование. Бога нет, мир несправедлив, закономерностей в нем нет. И этап третий, до которого не все даже доживают. Подчас все несправедливо, но Бог есть и действует. Более того, вопреки всем очевидностям, Бог является творцом мира и вмешивается в историю.