Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

и дом. Но ему некогда распрягать Савраску и сваливать воз. Он вскочил на крыльцо и мигом очутился среди избы:

— Мамка, смотри, что нашел! Это тебе, на, возьми! Теперя корову купим, все купим… — он бросил на стол кошелек.

Арина не вдруг поняла, что случилось. Она не торопясь подошла к столу, открыла кошелек…

— Деньги! Откуда? — спросила она с каким-то испугом. Потом высыпала на стол серебро, развернула бумажку и начала считать. — Двадцать — пять, двадцать — шесть, двадцать — семь… Господи, сколько! — она в бессилии опустила руки. — Откуда?

— Нашел, мамка! Сам нашел! Еду, а меня обгоняет барыня, проехала… вдруг «динь!» Я смотрю… блестит… — торопится рассказывать Степа, а глаза его горели такой радостью и так любовно глядели на мать.

Но та не казалась обрадованной.

— Корову, молока купим? Можно? Много денег? Довольно? Сколько? — забрасывал ее Степа вопросами и от матери бросался к столу, на котором лежал кошелек.

— Оставь, — строго сказала Арина, — чужое, нельзя!

Она дрожащей рукой собрала деньги, спрятала их опять в кошелек, потом подошла к образу, три раза набожно перекрестилась и положила кошелек на полку рядом с иконой.

— Спаси, Господи! — и отвернулась.

— Нельзя? Нельзя? — с испугом закричал Степа. — Отчего нельзя, мама? Ведь я нашел, сам нашел!

— Чужое, барынино, отдать надо, — глухо ответила Арина, не поворачивая лица. — Ступай лошадь распряги, да ужинать будем, — сказала она спустя немного.

Степа вышел, сделал все, что велела мать, вернулся, поужинал, но не сказал ни слова, а когда мать легла отдохнуть на печку — вышел за ворота.

Ночь была морозная, ясная; тысячи звезд горели на небе мягким, ровным блеском и, казалось, с приветом и лаской глядели оттуда на печальное лицо мальчика.

И он, закинув голову, любовался ими: «Вот эта большая… и та… и та… но которая же из них будет рождественская звезда? Как только увидишь ее, надо сейчас же что-нибудь пожелать, тогда наверно исполнится. Так говорят в деревне. Но что пожелать? Вот сегодня не думал, не гадал, а нашел то, что им больше всего надо — деньги, а мать говорит: „Нельзя, чужие“!». И печальное личико стало еще печальнее.

Не один Степа вышел поглядеть на усыпанное звездами небо; соседние рябятишки стояли тут же: и Анюта в длинной маткиной кацавейке с рукавами до полу, и Паланька с большим платком на голове, из-под которого виднелся только маленький вздернутый носик, и Алешка, и Егорка, и Федька, и Васька — все топтались тут же, перешептывались между собой, закидывали головки и искали на небе большой блестящей рождественской звезды.

— Вот эта! — говорила Анютка, поднимая длинный рукав и указывая на небо.

— Нет, вон та, большая, видишь? — и Паланька смотрела совсем в другую сторону.

— Где? — обернулся к ней Алешка.

— Врешь все. Мамка говорит, тут взойдет, над самым домом, теперь нет еще, за облачком прячется.

Алешка был старше других ребят и всегда все знал лучше. Ему поверили. Все глаза уставились на легкое облачко, которое плыло, плыло и таяло… и вдруг…

— Вот! — сказал Алешка и поднял палец: из-под легкого облачка выглянула яркая, блестящая звезда.

— Она! Христовская! — прошептали ребята. Алешка снял шапку и набожно перекрестился. Все молчали, все глядели на большую звезду, все рады были, что нашли ее.

— Мамка говорит, — начал тихо Алешка, а сам не спускал глаз с звезды, — если кто перед праздником что дурное сделает, она ночью приснится и так жалобно на тебя глядит, будто живыми глазами, и укоряет тебя, и добру учит, и велит повиниться, а наутро как встанешь, сам пойдешь непременно повинишься.

— И повинишься? — переспросила Паланька. — А если не повинишься?..

— Она и на другую, и на третью ночь снится и до тех пор, пока матке всю правду не скажешь.

— Я не боюсь! — сказала Анютка.

— И я не боюсь! — повторил за ней Егорка.

— А тебе-то и приснится, — обернулась к нему живо Паланька, — потому: чужих баранков не таскай!

— Не таскай! — обидчиво отозвался Егорка. — Один всего только взял, да и так отдал!

— А выкусил зачем? Вот за то тебе и приснится.

Егорка отмахнулся рукавом от надоедной Паланьки.

— А я все-таки не бо… — начал было он, но в эту минуту кто-то громко стукнул в окно.

Ребята вздрогнули, Егорка со страху присел на землю.

— Домой, пострелята! Чего там нос морозите? Спать пора, — раздался голос тетки Анисьи.

Команда мигом рассыпалась по своим углам. Улица опустела.

Когда Степа вошел в свою избу, там было тихо. Мать и Федя спали. Он помолился на икону, положил под голову тулупчик и закрыл глаза. Он так устал, ему хотелось спать, но прямо в окно светила рождественская звезда и, казалось, заглядывала ему в лицо, и куда-то звала за собой, и манила…

— Я не боюсь! — хотел он сказать, но губы не шевельнулись…

И вдруг… дверь тихонько отворилась… на пороге стоял отец.

— Тятька! ты? — удивился Степа и поднялся на скамейке.

— Шт! матку не буди! Вставай, в лес пойдем! — сказал отец шепотом.

— Как, ночью? — спрашивал Степка, а сам уже стоял рядом с отцом и держался за руку.

— Да, конечно, ведь это рождественская ночь: что в такую ночь заработаешь, на всю жизнь хватит!

Они вышли на улицу.

А Савраска уж тут у крыльца стоит запряженная, ждет ездоков и бьет от нетерпения копытом.

Сели… Поехали…

Стрелой несется Савраска; неслышно скользят сани по пушистому снегу; а над головой, на чистом, безоблачном небе, во всей своей красоте царит роскошная рождественская звезда!

Не успел Степа опомниться, как очутился в лесу.

— Бери топор, руби дрова, — говорит отец.

— А ты сам, тятька?

— Я устал, не могу, ведь ты теперь один на всю семью работаешь, — и отец лег под деревом и закрыл глаза.

А Степа взял топор. Взмахнул раз, другой! Что за чудо? Откуда у него столько силы? Никогда прежде ее не было! Никогда прежде не падал так ловко топор.

Степа попробовал срубить большое дерево, и то, как подкошенная трава, легло к его ногам.

Любо Степе чувствовать свою силу! Любо работать!

Но вот и дров много! На полвоза хватит. Не отдохнуть ли? И Степа обернулся и посмотрел на отца.

— Некогда отдыхать, Степа. Помни: ты один теперь на всю семью работник, — сказал отец.

И Степа снова поднял топор.

И взмахнул топор и упал, и рубит, рубит без устали.

Вот и целый воз полнешенький! Свезет ли только Саврасушка? Или в такую чудесную ночь и у ней явилась богатырская сила?

Степа увязал воз и сел рядом.

А над головой его все ярче и ярче