Страдание и его роль в культуре - Юрий Миранович Антонян

Страдание является своеобразным экзаменом, испытанием личности. В зависимости от его результатов уточняется ее самоприятие и Я-концепция, ей становится понятнее, на что она способна и от чего ей следует отказаться. Соответственно формируется (укрепляется, изменяется) отношение к ней окружающих. В зависимости от содержания и причин страдания, силы своих личностных предрасположенностей и потенциалов индивид может прийти к вере в Бога, укрепиться в ней или, напротив, отказаться от нее. Уход к Богу означает не только подчинение высшей силе и надежду на ее заступничество, но и стремление преодолеть свою конечность при помощи трансцендентного мира.

Отчаяние в результате страданий способно привести к уходу от мира: затворничеству, резкому сужению сферы общения, монашеству и даже самоубийству, что довольно характерно для случаев разочарования в жизни и утраты ее смысла. Как следует из изысканий В. Франкла, чаще всего страдают из-за утраты смысла жизни молодые люди, что неудивительно, поскольку именно они больше, чем люди других возрастов, ищут этот смысл. «Посторонний» А. Камю не мог прийти в отчаяние, он не искал смысла жизни и не страдал именно потому, что был посторонним. У него не было психологических связей ни с самим собой, ни с окружающими, у него не было чувства вины, он не нуждался в прощении или любви, а поэтому просто не способен был страдать.

Страдания могут иметь чисто психологические корни.

В повседневной и внешне, казалось бы, ничем не примечательной жизни постоянно случаются большие и маленькие трагедии, многие из которых воспринимаются конкретными людьми как глобальные катастрофы. Люди могут тяжко страдать, задыхаясь в затхлой обывательской среде, где их жизнь лишена смысла, как было с гетевским Вертером. Весьма болезненна фрустрация единственного устремления, для реализации которого нет условий или которому препятствуют конфликтующие мотивации самого индивида. К. Хорни отмечает, что невротические люди иногда показывают любопытную с точки зрения своей односторонности целеустремленность. Так, мужчины могут жертвовать всем, включая собственное достоинство, ради своего честолюбия. Недостижение честолюбивых целей, я полагаю, может вызывать страдания. Такие же последствия могут наступать у женщин, которым ничего не надо от жизни, кроме любви, если их усилия не будут вознаграждены. Родители могут посвящать своим детям все собственные интересы, всю свою жизнь, а если дети не оправдают их надежд, родители будут мучиться. Хорни считает, что, хотя такие люди производят впечатление искренних и цельных, в действительности они гонятся за миражом, в котором видят решение всех своих конфликтов. То, что внешне выглядит как полная отдача чему-то, идет скорее от отчаяния, чем от внутренней целостности[16]. Присоединяясь к этой позиции, хотелось бы добавить, что недостижение названных выше целей может восприниматься человеком как его личная трагедия — ведь этой цели было подчинено все. Постановка единственной цели жизни и подчинение ей всей энергии имеют место в ущерб самоутверждению, сотрудничеству и полноценной адаптации.

Хорни обстоятельно анализирует притворное страдание у невротиков. Она критикует тех аналитиков, которые утверждают, что невротик хочет страдать. Авторы, которые выдвигают эту теорию, не могут в должной мере, пишет Хорни, оценить тот факт, что невротик страдает намного сильнее, чем знает об этом, и что он обычно начинает осознавать свое страдание лишь тогда, когда начинает выздоравливать. Существенно, что страдание от неразрешенных конфликтов неизбежно и абсолютно независимо от чьих-либо личных желаний. Если невротик позволяет себе разрываться и гибнуть, он, конечно, вредит себе не потому, что хочет этого, а потому, что в силу внутренней необходимости вынужден это сделать. Если он всячески старается держаться в тени и занимать непротивленческую позицию, ему, по крайней мере бессознательно, ненавистно так делать и он презирает себя за это; но он испытывает такой сильный ужас перед собственной агрессивностью, что должен прибегать к противоположной крайности и так или иначе подставлять себя обидам и оскорблениям.

Предрасположенность невротика к страданию — это тенденция преувеличивать или драматизировать любое огорчение, пишет Хорни. В страдании могут выражаться скрытые мотивы. Оно может быть мольбой о внимании или всепрощении; его можно использовать в целях эксплуатации; оно может быть выражением вытесненной мстительности и применяться только как средство избежать санкций. Невротик часто приписывает своему страданию ложные причины и поэтому производит впечатление человека, погрязшего в страдании без какой-либо видимой причины. Чувствуя себя несчастным, он может считать это следствием своей «виновности», хотя в действительности страдает из-за несоответствия собственному идеализированному образу. Так, расставшись с любимым человеком, он может страдать, приписывая это глубокой любви, а на самом деле ему просто невыносимо быть одному[17]. Невротик может страдать из-за того что любимая женщина перестала ему писать, объясняя это себе угасанием чувств к нему. На самом деле он уязвлен пренебрежением к своей персоне, унижением его как мужчины, отходом женщины от предписанного ей поведения.

Все подобные проявления Хорни называет притворным страданием. С этим трудно согласиться безоговорочно, поскольку человек все-таки страдает, другое дело, что он не понимает подлинных причин соответствующих переживаний. Я неоднократно сталкивался с психотравмирующими переживаниями сексуальных преступников, которые нападали на женщин, считая их виновными в собственных сексуальных провалах и неудачах, но не желая именно на себя возложить вину. Если бы такой преступник осознал собственную вину, разрушились бы его Я-концепция, его идеализированный самообраз. Тем не менее такие люди действительно страдали от того, что были «сексуальными банкротами».

Многие преступления насыщены страданиями их участников, в первую очередь жертв, но иногда страдают и преступники. Как правило, это насильственные преступления, совершенные по мотивам ревности, зависти, самоутверждения, отстаивания своих биологических и социальных статусов, удовлетворения других актуальных потребностей, конфликта интересов в семье, быту, политике, экономической деятельности и т. д. Уголовный закон выделяет убийство, совершенное с особой жестокостью, когда жертве причиняются чрезмерные мучения, причем особая жестокость может выражаться в причинении не только физических, но и психических страданий (например, когда выкапывается могила на глазах у того, кого намереваются убить).

Страдания могут быть причинены тому, кто привлекается к уголовной ответственности, а их причинитель оказывается тем, кого юридически признают потерпевшим. В этом случае преступник обычно вызывает симпатию, а потерпевший — нравственное осуждение, даже презрение. Такие преступления не столь уж редки, например, в тюрьме и армии, когда тот, кого подвергают систематическим мучениям и издевательствам, вдруг обрушивается на своих преследователей.

Здесь я не останавливаюсь на таких преступлениях, как пытки и незаконные репрессии против населения тоталитарных государств. Виновные в таком насилии действуют с особой жестокостью и причиняют чрезвычайные страдания. В застенках и лагерях уничтожения гитлеровского и ленинско-сталинского режимов работали люди, для которых пытки, мучения, издевательства были ведущей потребностью.

Истории известны и другие, так сказать, запредельные преступники, которые, будучи