Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий - Ирина Захаровна Белобровцева

Ни Левия, ни тела Иешуа на верху холма в это время уже не было —

очередное отклонение от новозаветного текста: согласно Матфею (Мф. 27: 59), тело Христа взял Иосиф из Аримафеи.

Глава 17. БЕСПОКОЙНЫЙ ДЕНЬ

Тузбубен —

прототипом этого пса считают знаменитую в царской России собаку-ищейку Треф, которая была использована для поимки Ленина летом и осенью 1917 г. В архиве Булгакова сохранилась вырезка из «Правды» от 6–7 ноября 1921 г. с воспоминаниями о том, как в поимке должна была участвовать знаменитая собака Треф (Соколов 1991:173). Ф. Балонов, выделивший в МиМ ряд «фабульных отзвуков» рассказов М. Зощенко, «прототип» пса видит в зощенковской «уголовной собаке Трефке, которая Ваньку изловила» (Балонов 1995).

Фаланд —

созвучие не случайно: Faland — нем. обманщик, лукавый; старыми немецкими писателями это слово употреблялось в смысле черт (см. Яновская 1992: 69–70).

Ваганьковский переулок —

в этом переулке (сейчас Старо-Ваганьковский пер.), расположенном близ нынешней Российской государственной библиотеки (одно из ее строений названо в романе Булгакова «одним из самых красивых зданий в Москве»), не было учреждений, но само старинное слово ваганить, означавшее потешать, веселить, скоморошничать, свидетельствует, что в незапамятные времена там жили царские скоморохи, шуты, псари, музыканты. В. Перельмутер назвал выбор переулка точным художественным «попаданием», «угадыванием»: происходящее в этой главе оказалось соотнесенным с мотивом неосвященной земли и скоморошества.

Вот и дочертыхался —

Булгаков часто использует в МиМ заклинания, связанные с негативной магией слова, основанной на необходимости воздержания от определенных выражений с целью защиты от вредоносного влияния. Сюда относятся все ситуации запрета на упоминание всуе инфернальной силы. Любопытно, что наказуемым оказывается случайное, «незаинтересованное», междометное призывание черта, легко срывающееся с уст атеистов-москвичей. Это и появление «прозрачного гражданина престранного вида», а затем и Воланда после чертыхания Берлиоза, и последовавшее за этим отсечение головы редактора, и история с Прохором Петровичем, неосторожно сказавшим: «Черти бы меня взяли!» и утратившим плоть. Подлинный же призыв оказывается награждаемым и спасительным. В финале романа это — троекратное упоминание мастером черта и немедленное появление Азазелло, решившее судьбу героев, а также эпизод с Маргаритой, призвавшей его фразой: «Ах, право, дьяволу бы я заложила душу…»

Славное море, священный Байкал… —

строфы взяты из песни сибирского поэта Д.П. Давыдова (1811–1888) «Дума беглеца на Байкале» (1858), популярной в среде ссыльных и либеральной интеллигенции, где ее пели как народную. Была одной из любимых массовых песен во время революции 1905 г.

Исследователи (Б. Соколов) считают, что сцена хорового пения в городском зрелищном филиале восходит к реальному случаю, описанному в дневнике Е.С. Булгаковой: 18 декабря 1933 г. в гостях у Р. Симонова Булгаков сам дуэтом с другим вахтанговцем, Раппопортом, пел песню «По диким степям Забайкалья», одновременно обыгрывая ее слова.

Возможно и другое, литературное объяснение этого эпизода: не близкая по теме, как упомянутая выше, но именно эта песня звучала в трактирной сцене в пьесе И. Бабеля «Закат», поставленной в МХАТ-2 в феврале 1928 г. В композиционном отношении песни у Бабеля и у Булгакова вставлены в произведения сходным образом: куплеты (у Булгакова — их начало) идут как перебив прозаического текста. У Бабеля песню поют слепцы. Эта деталь не могла пройти мимо внимания Булгакова даже при неприязненном его отношении к самому Бабелю. Слепота — одна из важнейших нравственных характеристик персонажей у Булгакова: слеп король Людовик, не понимающий бессмертия Мольера; слеп Иван Бездомный в 3-й редакции романа, где он предстает перед Воландом после бала; слепую судьбу олицетворяет в пьесе «Александр Пушкин» граф Строганов, подталкивающий Дантеса к дуэли, и т. д.

Сцена пения имеет, пожалуй, еще одну параллель: «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова содержат сцену, в которой «председатель месткома, человек вполне положительный, открывши рот для произнесения речи об условиях труда в необычной обстановке, неожиданно для всех и для себя самого запел:

Пароход по Волге плавал плавал,

Волга-матушка река…

А остальные суровые участники заседания пророкотали припев:

Сире-энь цвяте-от…»

(Ильф, Петров 1994: 232).

в ближайшей комнате № 6… —

в дальнейшем контексте доставки всех поющих в клинику профессора Стравинского единственный названный автором номер комнаты отсылает к рассказу А.П. Чехова «Палата № 6».

Глава 18. НЕУДАЧЛИВЫЕ ВИЗИТЕРЫ

пойду приму триста капель эфирной валерианки —

возможно, одним из источников изображения лицемерного отчаяния Коровьева стала беседа Булгакова с директором МХАТа Егоровым 13 мая 1935 г., когда драматург потребовал выплатить ему деньги по договору о постановке пьесы «Мольер». Значительно полнее, чем в тексте окончательной редакции, изданном в 1990 г., эта беседа, приправленная едкой иронией, зафиксирована женой писателя в первой редакции дневника: «И когда мы ушли из кабинета, Егоров подошел еще раз в конторе ко мне и сказал придушенным голосом: „Никогда не думал, что я так буду переживать этот разговор… Мне так стыдно за Театр! Как прав Михаил Афанасьевич, как он прав!“ И пошел принимать капли» (Из дневника 2002: 389). Заключение Е.С. Булгаковой весьма показательно: «М.А.-ТО действительно прав, потому что издевательство, которое учинил Художественный Театр in corpore над Мольером — совершенно неописуемо, но я не уверена, что эта ханжа Егоров говорил искренне».

Интересно и другое. Профанация и дискредитация числа, высвечивание его абсурдности, выявляющей нелепость ситуации или поведения героев, — один из приемов описания столичного мира. Числа составляют особый пласт романа, восходящий к игровым приемам раннего творчества писателя. Достаточно вспомнить третью судимость Чугункина в «Собачьем сердце» — «условно каторга на 75 лет», или организацию «новой чрезвычайной тройки в составе 76 человек» («Роковые яйца») и роднящий Булгакова с Гоголем и Рабле, с их приемами числовых гротескных преувеличений и обнажения абсурдности числа. Таковы булгаковские 300 капель валерьянки, «2000 голых зрителей», севших в таксомоторы после сеанса Варьете, число литераторов в Москве и Ленинграде. Гротескно-комический эффект создается и подчеркнутой диспропорцией соотношения московских и ленинградских писателей. Булгаков иронизирует над скоплением писателей в столице: «…количество писателей в Союзе, неуклонно возрастая из году в год, выразилось, наконец, в угрожающем знаке 5011 человек, из коих 5003 проживали в Москве, 1 в Крыму <в опубликованном варианте нет именно этого одного — учитывая знакомства и симпатии Булгакова, речь идет, скорее всего, о М. Волошине>, а 7 человек в Ленинграде» (562-6-4-2). Вариация — в Ленинграде всего 6 литераторов).

четыреста двенадцатым… —

Г. Лесскис указывает, что отделения милиции с таким большим номером «заведомо не могло быть» (5, 654). Вместе с тем это число совпадает с номером гостиницы, в котором скрылся от преследования нечистой силы финдиректор Варьете Римский (см. гл.