Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

барышню в старый, никем не занятый флигель дома. Там уже наперед все было приготовлено: посреди комнаты стояли два стола с двумя зеркалами. Няня посадила ее между ними, очертила все место углем и, сказав: «Не бойся, барышня, я буду с тобою, сиди смирно, не оглядывайся; за черту не перейдет никакая нечистая сила», — сама отошла к дверям. Все затихло. Робкая девушка не шевелится: пристально смотрит в переднее зеркало и ничего не видит кроме бесконечной галереи свеч. Проходит полчаса; в глазах ее начинает рябить; светлая галерея темнеет, как будто подернута дымом; но в зеркале ничего не показывается. Вдруг что-то потихоньку скрипнуло. Мороз пробежал по жилам Анюты, еще минута — и она громко вскрикнула, закрыв лицо руками.

Старая няня и стакан холодной воды привели ее в чувство.

— Что с тобою сделалось, барышня?

— Ах, нянюшка! Пойдем отсюда скорее: здесь так страшно! Я видела… я видела…

— Да что ты видела, моя красавица?

— Я видела человека… Мужчину…

— И узнала его?

— Кажется, узнала. Но он совсем не похож на жениха моего. Он более похож на Александ… Михайл…

— Ну смотри, барышня, уж не ему ли быть твоим суженым!

VII. Хитрость няни

Нетрудно догадаться, каким образом все сие случилось: хитрая няня умела воспользоваться обстоятельствами. Кудрин, по ее приглашению, явился в назначенное время, вошел тихонько в комнату, заглянул в зеркало, перепугал Анюту, не быв примечен.

Бедная девушка не смыкала глаз целую ночь: ей беспрестанно мечтался образ Кудрина; следствия испуга — легкие припадки лихорадки — чрез несколько дней миновались; но впечатление, произведенное сим случаем на ее воображение, осталось неизгладимо. Догадливая няня тотчас заметила, в каком состоянии находилась душа Анюты, и стала успешнее на нее действовать.

Анюта, будучи воспитана в предрассудках, беспрестанно слыша от няни невыгодные замечания насчет Хабарова, похвалы Кудрину, который был и образованнее, и чувствительнее, и миловиднее своего соперника, начинала думать, что он предназначен для нее свыше: начинала любить его. Все шло по желанию няни, но печальное неожиданное происшествие в одну минуту расстроило ее планы, разрушило надежды старика Сундукова. Так иногда бывают ничтожны самые верные предположения. Восхищенные нашими успехами, мы уже мечтаем видеть цель, к которой стремились с таким жаром, но рука судьбы всемогущей мгновенно скрывает ее от нашего взора, и часто для того единственно, чтобы привести к ней же, но только иною, самой судьбе угодною дорогой.

VIII. Обручальное кольцо

Сундуковы, прожив в Москве около месяца, собирались в деревню. Однажды утром приехали к ним гости. Анюта, которую мать приучила к хозяйству, разливала в это время наливки. Она тотчас покинула свои занятия, стала умывать руки и положила в рот обручальное кольцо свое. «Барыня спрашивает вас в гостиную; пожалуйте поскорее!» — вскричал вбежавший в двери слуга. Анюта хотела сказать «Иду!», заторопилась и проглотила кольцо.

Кольцо, по несчастью, остановилось в горле. Напрасно старается она от него освободиться. Силы скоро ее оставляют, дух занимается; бедная девушка упадает на руки окружавших ее женщин и в мучениях умирает.

Смятение распространяется в доме: прибегают злополучные отец, мать и испуганные гости; плач и рыдания наполняют комнату, целый двор; возвещают соседям о случившемся несчастии; но плач и рыдания не достигают уже до слуха Анюты, распростертой на руках матери и няни.

Врачей в Москве тогда было немного, да им и плохо верили в то время; однако ж один из гостей догадался и поскакал за лекарем; ездил часа два, наконец привез его. Жрец Эскулапа, немец, в большом распудренном парике, взглянул на бездыханную девушку, пощупал пульс, приложил руку к вискам ее, к сердцу и объявил, что нет никакой надежды, но что он ручался бы за жизнь ее, если бы успел приехать ранее получасом; последние слова произнес он с важным видом.

Анюту одели в белое атласное платье, то самое, которое готовили ей к венцу, распустили по плечам темно-русые волосы и положили ее на стол. Отчаянных родителей увели в отдаленные комнаты. Две старушки из близких знакомых приняли на себя хлопоты о нужных приготовлениях к погребению. Обязанность печальная, тяжкая для чувствительного сердца. И хотя есть люди, которые сами на нее напрашиваются, но не менее достойная полной благодарности тех, коим оказывается сия горестная услуга.

IX. Отчаянный любовник

Весть о нечаянной кончине прекрасной дочери Сундуковых разнеслась по городу и в тот же вечер достигла до ушей Кудрина; сердце несчастного любовника, в котором стараниями няни начинала воскресать пагубная надежда, глубоко было поражено ею. В эту минуту для него казалось легче вообразить Анюту в объятиях Хабарова, легче было бы умереть от мучений любви безотрадной, нежели так рано, так преждевременно оплакать милую, прелестную девушку, к которой он привязан был всею душою.

После первых движений горести он решается во что бы то ни стало видеть покойную, проститься с нею и потом на целую жизнь заключиться в отдаленном монастыре. Но каким образом без шума проникнуть в дом Сундуковых? На протекцию няни нельзя теперь положиться: огорченная кончиною барышни, она забыла о нем, она ни о чем другом не помышляет, кроме своей потери. Кудрин думал, думал — и выбрал следующее средство, лучшего не пришло ему в голову.

Он едет к церкви того прихода, в котором жили Сундуковы, отыскивает дьячка, спрашивает, скоро ли очередь его читать псалтирь по умершей дочери владимирского помещика. Узнает, что в одиннадцать часов. Сказывает ему за тайну, что он сделал обет прочитать псалтирь над двенадцатью покойниками и, наконец, вызываясь принять на себя его обязанность в настоящем случае, просит у него дьячковского кафтана.

Дьячок, изумленный предложением незнакомого человека, смотрел на него во все глаза и медлил согласием, но когда из рук Кудрина высыпались на стол десять звонких рублевиков — значащие в то время деньги, — он с поклоном подал ему синий кафтан свой и после долго рассуждал с женою о странном, неслыханном обете молодого дворянина.

X. Мнимая покойница

В простой, смиренной одежде церковника, с сжатым сердцем, с бледным лицом входит несчастный Кудрин в залу дома Сундуковых. Он едва устоял на ногах при взгляде на печальный предмет, поразивший его взоры. В переднем углу комнаты, на столе, окруженном шестью высокими подсвечниками, под богатым парчовым покровом, под белою на лице кисеею лежала та, которую любил он более всех на свете! Надлежало скрепиться: в зале были люди; с трепетом подходит он к налою, раскрывает псалтырь и, перекрестясь, дрожащим голосом, начинает медленное чтение, стараясь изменить себе. Напрасно силится он приковать взоры свои к разогнутой перед ним книге — они против