Языковые основы русской ментальности - Владимир Викторович Колесов

также периоды в обыденной классификации жизни и способы существования, всегда относятся к грамматическому женскому роду: судьба, жизнь, смерть, доля (сравните: долевая нить в ткачестве), недоля, юность, молодость, зрелость, старость, дряхлость. Эта связь на материале древнегерманской модели мира отмечается Т. В. Топоровой. По ее словам, «мифологическое мышление нередко отождествляло понятие судьбы с женскими божествами: латинское sors “удел, судьба”, но индоевропейское *sor- “женщина”; древнеанглийское sael “судьба”, но осетинское syl “женщина”... Понятие судьбы неразрывно связано с понятиями “ткать, соединять” (судьба изображается как нить, связывающая “верхний” и “нижний” миры): индоевропейское *ad-, *ued- “судьба”, но латышское audums “ткань”; греческое мойра “судьба”, но индоевропейское *mer- “ткать, связывать”» (Топорова 1994); сравните смерть в русском.

Среди других областей деятельности женщин можно назвать ведовство, которое определялось врачеванием и магией. Само слово ведьма указывает на конкретную связь женщины со сферой знания (ведьма «та, кто ведает»). В подтверждение этому необходимо вспомнить имена и эпитеты главных женских персонажей русских сказок: Марья-Искусница, Василиса Премудрая, Елена Премудрая, и т. д. В русских сказках книга — это атрибут только женского персонажа, никогда мужского.

Знание и жизнь неразрывны, и под первым понимается не эмпирическое, а онтологическое знание, то, что относится к области всей жизни — прошлого, настоящего, будущего (не зря область гадания также закреплена за женщинами; гадалка (ж.р.) — без эквивалента в мужском роде), сравните библейское выражение: книга судеб.

В отличие от многих других культур, в русской культуре женщина равноправно допускалась в такую сферу общественной деятельности, как управление государством (и миром, где мир (мiр) «народ, общество», сравните: всем миром); причем эта сфера сейчас несколько ограничена для доступа представительниц женского пола. В русском языке существуют эквиваленты в женском роде для имен, обозначающих лиц, управляющих миром, страной, домом: государь — государыня, владыка — владычица, хозяин — хозяйка, правитель — правительница, царь — царица, князь — княгиня, властитель — властительница, повелитель — повелительница, император — императрица и подобные.

Следует указать на отсутствие у имен женского рода отрицательных коннотаций, т. е. отмечается адекватное семантическое наполнение таких имен по сравнению с именами мужского рода. Для сопоставления: в латинском языке potestas «власть» определяется исключительно как patria «отцовская». Согласно римскому праву, нет ни власти, ни права владения, которые принадлежали бы только матери (Бенвенист 1995: 152).

В значении «место обитания» различные эквиваленты имен определяются женским родом: Россия, Русь, страна, Родина, земля, родная сторона, семья. Даже слова, образованные от корневой морфемы -отец-, будут либо в женском, либо в среднем роде, но никогда в мужском: Отчизна, Отечество (сравните в латинском: patria «родина» от pater «отец», в немецком: Faterland «родина» от Fater «отец», буквально «земля отцов»; в английском Motherland «родина», буквально «материнская земля»; Great Mother Land буквально «великая Мать-Земля»).

Эти языковые реалии обусловлены прежде всего тем, что в мифопоэтическом сознании русского народа страна, земля, Отчизна, семья ассоциируются с местом рождения, матерью и семьей, отсюда Родина-мать, мать-сыра-земля, управительница страной — царица-матушка. Страна и люди ее населяющие — это большая семья (сравните: царь-батюшка).

Концептуализация жизни (ж.р.) человека происходит в виде такой семантической схемы, как рождение (символ — мать ж.р.) — жизненный путь (символ — дорога ж.р.) — смерть (символ — старуха с косой ж.р.).

Функциональная закрепленность магических действий за женщинами отражается и во вторичных символах, восходящих прототипически к этой области. Так, магия неразрывно связана с речью, последняя имеет общий корень со словом река. «Связь реки с речью принадлежит к числу архетипических образов. В основе идентификации не только акустический эффект шумно текущей воды, но и образ самого потока реки и речи, последовательного перетекания — развития, от начала до конца, до состояния смысловой наполненности» (Топоров 1988: 375).

Символика воды всегда была отражением женского начала в природе. Речь, вода, река — имена женского рода; сравните: река жизни. «Понятие воды и женщины связано с понятием смерти (души умерших перевозились по воде на лодках): литовское mer-gele “девочка” — лат. mare “море” — индоевропейское *mer- “умирать”» (Маковский 1998: 166). Сравните имена женских персонажей славянского и, уже, русского фольклора: Марья Моревна, Мара, Марена, Кикимора.

Мифологема воды как первообраз женского начала в мире пересекается с мифологемой земли. Отсюда древний образ матери — сырой земли. Этимологические изыскания находят преобразования форм через переосмысление семантических признаков; сравните: существительное земля имеет общий корень со словом змея (*zem-/*zm-); в курдском языке mar «змея», в латинском mare «море».

Мифологема воды имеет чрезвычайно древние основания. Вода — одна из фундаментальных стихий мироздания и мироустроения. «В самых различных мифах Вода — первоначало, исходное состояние всего Сущего, эквивалент первобытного Хаоса: в этой связи интересен миф о поднятии мира (земли) со дна первичного океана. Вода — это Среда, агент и принцип всеобщего зачатия и порождения... В роли женского начала Вода выступает как аналог материнского лона и чрева, а также оплодотворенного Мирового Яйца. Вода может отождествляться с землей как с другим воплощением женского начала. Соединение в мифологеме Воды мотивов рождения и плодородия с мотивами смерти находит отражение в различении живой и мертвой Воды, животворящей небесной Воды и нижней, земной соленой Воды. Ритуальное омовение Водой — как бы второе рождение, новый выход из материнской утробы» (Маковский 1996: 76-78).

Связь мифологемы вода с образами и функциями демиурга, творца и управителя выявляется в таком ярком персонаже русского фольклора, как Царевна-Лебедь. Существительное лебедь ныне в современном русском языке имеет вариантные родовые формы, которые «противопоставлены друг другу как нормативная и ненормативная, современная и устаревшая, нейтральная и просторечная... Существительные, нормально употребляющиеся в одном роде — преимущественно в мужском, в разговорной речи могут иметь формы другого рода: лебедь, лебедя (м.р.) и народно-поэтическое лебедь, лебеди (ж.р.)» (РГ-80, I: 470).

Для исконно русского фольклора слову лебедь свойственна форма женского рода (белая лебедь). Родовое имя птица (птаха) в русской культуре закреплено за женским родом; что определяет род многих птиц, как голубка, ласточка, лебедь, утка, кукушка; метафоры этих лексем употребляются для называния женщин, где три первые имеют положительные коннотации, две последних — отрицательные. Все указанные птицы в славянской мифологии могут выступать в качестве женщин (принцип оборотничества).

Мифология славян подтверждает основания для выделения именно женского рода у подобных слов. В сказках «женщина оборачивается в белую лебедь, изображается колдуньей и называется еретницею. С грамматическим родом кукушки (в Слове о полку Игореве зегзица) согласуется предание о превращении девушки-сироты в эту птицу: отсюда и растение кукушкины слезы. Горюющие женщины сравниваются с кукушками; сравните: в Слове о полку Игореве: Ярославнынъ гласъ слышитъ; зегзицею незнаемь