Города - Вальтер Беньямин

Et l’on moissonnera des carricks et des bottes;

il neigera du vin, il pleuvra des poulets,

Et du ciel les canards tomberont aux navets.

Langlé et Vanderburch: Louis-Bronze et le Saint-Simonien (Théâtre du Palais-Royal 27 février 1832)[85]

Всемирные выставки – это места паломничеств к товарному фетишу. «L’Europe s’est déplacée pour voir des marchandises»[86], – говорит Тэн в 1855 году. Всемирным выставкам предшествуют национальные индустриальные выставки, первая из которых проходит в 1798 году на Марсовом поле. Она появляется из стремления «позабавить рабочий класс и становится для него праздником эмансипации». Трудящиеся как клиенты выступают на передний план. Рамка индустрии удовольствий еще не сформирована. Ее задает народное гулянье. Эту выставку открывает речь Шапталя об индустрии. – Сен-симонисты, планирующие индустриализацию Земли, подхватывают идеи всемирных выставок. Шевалье, первый авторитет в этой новой области – ученик Анфантена и издатель сен-симонистской газеты Globe. Сен-симонисты предвидели развитие экономики, но не предвидели классовой борьбы. Рядом с их вкладом в индустриальные и коммерческие предприятия середины столетия стоит их беспомощность в вопросах, касающихся пролетариата.

Всемирные выставки преображают меновую стоимость товаров. Они задают рамку, в которой их потребительная стоимость отступает на задний план. Они открывают фантасмагорию, в которую человек входит, чтобы его развлекли. Индустрия удовольствий облегчает эту задачу, возводя человека до уровня товара. Он отдается во власть ее манипуляций, наслаждаясь собственным отчуждением от себя самого и от других. – Интронизация товара и окружающий ее блеск развлечения – тайная тема искусства Гранвиля. С этим связан раскол между его утопическим и циничным элементом. Его тонкость в изображении объектов соответствует тому, что Маркс называет «теологическими ухищрениями» товара[87]. Явное выражение они получают в «spécialité»[88] – это обозначение для определенного рода товаров примерно в то же время появляется в индустрии роскоши. Под карандашом Гранвиля вся природа превращается в набор spécialités. Он их представляет в том же духе, в каком реклама – и это слово тоже возникает именно тогда – начинает представлять свои товары. Оканчивает он безумием.

Мода: Госпожа смерть! Госпожа смерть!

Леопарди. Диалог между модой и смертью

Всемирные выставки выстраивают универсум товаров. Фантазии Гранвиля придают универсуму товарный характер. Они его модернизируют. Кольцо Сатурна становится литым чугунным балконом, на который обитатели Сатурна выходят к вечеру подышать воздухом. В литературе этой графической утопии соответствуют книги естествоиспытателя-фурьериста Тусенеля. – Мода предписывает ритуал, по которому следует поклоняться фетишу товара. У Гранвиля ее притязания одинаково распространяются на предметы повседневного обихода и на весь космос. Прослеживая моду в ее экстремальных точках, он вскрывает ее природу. Мода антагонична органическому. Она живое тело сватает с неорганическим миром. В живущем она отстаивает права трупа. Ее жизненный нерв – фетишизм, подчиненный sex-appeal[89] неорганического. Культ товара ставит этот фетишизм себе на службу.

К парижской Всемирной выставке 1867 года Виктор Гюго выпускает манифест К народам Европы. Раньше – и однозначнее – интересы этих народов обрели представительство в лице французских рабочих делегаций, первая из которых была отряжена на лондонскую Всемирную выставку 1851 года, а вторая, числом в 750 представителей – на выставку 1862-го. Эта последняя опосредованно имела значение для Международной ассоциации рабочих Маркса. – Фантасмагория капиталистической культуры достигает самого блистательного развития на Всемирной выставке 1867 года. Империя стоит на вершине могущества. Париж утверждается в правах столицы роскоши и модерна. Ритм парижской жизни задает Оффенбах. Оперетта – ироническая утопия долговечного господства капитала.

IV. Луи-Филипп, или Интерьер

La tête…

Sur la table de nuit, comme une renoncule

Repose.

Baudelaire. Une martyre[90]

При Луи-Филиппе на историческую сцену выходит частное лицо. Расширение демократического аппарата через введение нового избирательного законодательства накладывается на парламентскую коррупцию, организованную Гизо. В сени этой коррупции правящий класс, преследуя собственные интересы, творит историю. Он спонсирует строительство железных дорог, чтобы приумножить свои активы. Он благоволит правлению Луи-Филиппа как частного делового лица. С июльской революцией буржуазия осуществила цели 1789 года (Маркс).

Для частного лица впервые жизненное пространство противопоставляется рабочему месту. Первое конституируется в интерьере. Комплементарна ему будет контора. Частное лицо, которому в конторе приходится считаться с реальностью, от интерьера требует, чтобы тот подпитывал его иллюзии. Это необходимость тем более насущная, что человек и не помышляет о том, чтобы расширить свои деловые соображения до общественных. При оформлении своей частной среды обитания он вытесняет и те и другие. Отсюда проистекают фантасмагории интерьера. Он для частного лица представляет собой универсум. В нем человек собирает вместе далекие земли и прошлое. Его гостиная – ложа всемирного театра.

Экскурс о югендстиле. На рубеже веков в югендстиле интерьер переживает потрясение. Впрочем, по своей идеологии югендстиль как будто несет с собой завершение интерьера. Его целью представляется преображение одинокой души. Его теория – индивидуализм. У Ван де Велде дом выступает как выражение личности. Орнамент для этого дома – то же, что подпись для картины. Реальное значение югендстиля в этой идеологии выражения не получает. Он представляет собой последнюю попытку искусства, осаждаемого техникой в своей башне слоновой кости, предпринять вылазку. Эта попытка мобилизует все резервы интериорности. Они находят себе выражение в духовидческом языке линий, в цветке как в образе голой, вегетативной природы, противостоящей технически вооруженному миру. Югендстиль занят новыми элементами металлоконструкций, формами несущих балок. В орнаменте он старается возвратить эти формы искусству. Бетон предоставляет ему новые возможности скульптурного оформления в архитектуре. Приблизительно в это же время реальный центр тяжести жизненного пространства перемещается в бюро. Дереализованный человек находит себе прибежище в частном доме. Итог югендстилю подводит Строитель Сольнес: попытка индивидуума на основании собственной интериорности потягаться с техникой ведет к его гибели.

Je crois… à mon âme: la Chose[91].

Léon Deubel. Œuvres. Paris 1929. P. 193.

Интерьер есть убежище искусства. Истинный обитатель интерьера – коллекционер. Его дело – преображение вещей. Ему на долю выпал сизифов труд: через обладание вещами очистить их от товарного характера. Однако он всего лишь придает им вместо потребительной стоимости любительскую. Коллекционер устремляется мечтами не только в далекий или давно минувший мир, но одновременно и в лучший, в такой, где люди так же мало снабжены тем, что им требуется, как в повседневном мире, однако вещи свободны от крепостной повинности быть полезными.

Интерьер – не только универсум, но и футляр частного лица. Обитать – значит оставлять следы. В интерьере они подчеркиваются. Выдумываются наволочки и чехлы, кофры и футляры, на которых отпечатываются следы повседневнейших предметов обихода. Отпечатываются