Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

А еще есть и такой «принцип относительности», вве­денный в науку А. Эйнштейном. Согласно этому прин­ципу объект — это то, чем мы его считаем. В начале XX века для многих ученых было шоком — элементар­ную частицу света допустимо считать и волной, и частицей. Ничто не будет ошибкой: можно считать и час­тицей, и волной, все в полном порядке.

Но тогда и город можно считать центром науки, экономическим центром и ландшафтом одновременно. В любом случае — никакой ошибки.

Согласно принципу относительности город — это и точка на карте, и пространство, и общность людей, и экономический центр, и центр культуры и науки.

С точки зрения принципа дополнительности чем больше таких взглядов с позиций разных наук, тем точ­нее наше знание о городе.

Такой подход и называется межпредметным меж­дисциплинарным — то есть лежащим вне одной науч­ной дисциплины. Такой подход и основан на соедине­нии, синтезе данных разных научных дисциплин.

Петербург — это часть экономической инфраструк­туры России, и изучать его должна экономика? Да... Но это часть истины.

Петербург — это центр науки, и его изучением должна заниматься культурология? Да, это еще одна часть истины.

Петербург — важнейший город русской истории, им должна заниматься история? И это тоже истинная правда.

Петербург — географический объект, изучать его должна география? Конечно, и это тоже правда.

Изучение города как ландшафта, в котором обитает человек; как антропогенного урочища действительно не принадлежит к числу «общепринятых, стандартных и даже распространенных». Но такая возможность уже появилась; отказаться от такого взгляда на город — по­лучить о нем неполную информацию.

Ложь начинается не там, где появляется еще один ракурс, а там, где он объявляется единственно возмож­ным, единственным правильным и так далее. Истина же тем полнее, чем больше взглядов с позиции разных наук бросим мы на Петербург. Чем больше наук для изучения города используем, тем получим не только больше знаний, но и точнее поймем, что же такое Пе­тербург.

И еще скромно замечу, что без географии все равно мы не поймем, что же происходит с людьми в Петер­бурге. Потому что обитают люди не в экономических инфраструктурах, не в культурах и социумах, а в до­мах, на улицах и площадях. То есть в географическом пространстве, в урочище. Формирование их отношения к миру происходит именно здесь, на улицах, площадях и внутри зданий.

Без изучения Санкт-Петербурга как антропогенного ландшафта многие стороны его формирования, исто­рии, современной жизни, перспективы развития просто невозможно понять.

Вплотную подошел к тому, чтобы использовать географические понятия в своем анализе, В.Н. Топоров. Для него Аптекарский остров — это урочище; В.Н. То­поров понимает этот термин исключительно как «осо­бенное» или «отличное» место и описывает происходя­щее на Аптекарском острове исключительно в традициях гуманитарных наук[77]. Владимир Николаевич применил новый метод — и потому смог многое, чего не могли его предшественники. Владимир Николаевич применил ме­тод непоследовательно, не пошел до конца, и потому многое упустил.

В.Н. Топоров хорошо показал, кто собирался на Аптекарский остров, в это особенное место, почему там собирались именно такие люди и что из этого полу­чалось. Но он не показал, что именно происходило с этими людьми на Аптекарском острове. Менялись ли они оттого, что здесь живут? Вопросы даже не постав­лены.

Тем более Владимир Николаевич никак не описыва­ет Аптекарский остров как пространство, в котором обитает человек.

А ведь давно уже существует такой раздел геогра­фии, как антропогенное ландшафтоведение. Населенные пункты в этой дисциплине рассматриваются как особый тип ландшафтов — селитебные ландшафты. Стоит при­менить аппарат ландшафтоведения к исследованию го­родов — и многое, непостижимое до сих пор, становит­ся понятным, вполне доступным для анализа.

Итак, Санкт-Петербургское городское урочище...

Урочище состоит из множества связанных между собой антропогенных фаций. Как антропогенное уро­чище — явление и природное, и человеческое одновре­менно, так и каждая антропогенная фация — порождение и природы, и человека. Поэтому антропогенная фация — явление более частное, более локальное, чем фация природная.

Если даже одинаковый тип застройки распростра­няется в разных географических ландшафтах — уже возникают разные антропогенные фации. «Шлакоблоч­ные пятиэтажные дома, связанные заасфальтированны­ми дорожками и с пустырями между ними» могут нахо­диться и в Петербурге, и в Крыму. А в Петербурге они могут находиться на субстрате Карельского перешейка, поймы Невы, Васильевского острова... И каждый раз образуются новые фации.

Глава 4

УРОЧИЩА В УРОЧИЩЕ

Матрешка, матрешка, лети выше солнца...

Лида, 4 года

Санкт-Петербург — это антропогенное урочи­ще. Но внутри этого громадного города очень хорошо прослеживаются другие урочища — поменьше. Дело вовсе не только в том, что «старые города имели социальную и этническую дифференциацию отдельных рай­онов. В одних районах жила по преимуществу аристо­кратия (в дореволюционном Петербурге аристократи­ческим районом был, например, район Сергиевской и Фурштадтской), в других мелкое чиновничество (район Коломны), в третьих рабочие (Выборгская сторона и другие районы заводов, фабрик и окраины). Довольно компактно жили в Петербурге немцы (Васильевский остров: см. роман Н. Лескова «Островитяне»; немцы на­селяли отдельные пригороды — Гражданку, район Ста­рого Петергофа, район в Царском Селе и пр.).

Этими же чертами отличались и дачные местности (например, на Сиверской жило богатое купечество; квалифицированные мастеровые жили на даче с деше­вым пароходным сообщением — по Неве, а также на Лахте, в Келломягах около Сестрорецкой узкоколейной железной дороги, и пр.). Были районы книжных мага­зинов и «холодных букинистов» (район Литейного про­спекта, где со времен Н. А. Некрасова располагались и редакции журналов), кинематографов (Большой про­спект Петербургской стороны) и др.»[78].

Тут, как мне кажется, смешиваются два явления: расселение по сословно-классовому принципу и удиви­тельная концентрация разных видов интеллектуальной жизни города в каких-то местах.

Еще можно как-то объяснить причины, в силу кото­рых аристократия жила на Фурштадтской, а рабочие как-то поближе к фабрикам и заводам. Но уже не так легко объяснить (по крайней мере, рациональными при­чинами), почему немцы выбрали именно Васильевский остров. То есть можно сослаться на «случайность», на «так получилось», но если попытаться все же не отмах­нуться от явления, а постараться его понять — сразу же приходится рассуждать о стремлении инородцев как-то отделиться, хотя бы рукавами Невы, о том, что Васильевский был для немцев чем-то вроде замка с поднятыми на ночь мостами... То есть я совершенно не настаиваю на верности именно этой догадки — но в лю­бом случае приходится иметь дело с совершенно ирра­циональными вещами.

И уж совсем непостижимо: почему, по каким зако­нам возникали в городе районы кинотеатров, районы букинистов, районы редакций журналов? Какая сила привязывала редакции к району Литейного?

Это понять совсем непросто, а быть может — и во­обще невозможно.

Но внутри Санкт-Петербурга и правда есть участки, отвечающие одному из понятий урочища.

Во-первых, это огромные территории, на кото­рых застройка однотипная — и в то же время отличает­ся от окружающей. Если сосновая роща посреди степи может быть названа урочищем, то и ведь тогда и «за­стройка пятиэтажными шлакоблочными зданиями, с об­ширными пустырями и заасфальтированными площад­ками и дорожками на месте соснового брусничного бора на субстрате карельских гранитов» — это тоже антро­погенное урочище. Особенно если со всех сторон — девятиэтажная застройка, и этот участок выделяется.

Или, допустим, «каменные жилые здания середи­ны — конца XIX в. с дворами и хозяйственными по­стройками (дровяными сараями, конюшнями), центри­рованные вокруг брусчатой мостовой на месте смешан­ных дубово-сосновых лесов с травяным подлеском на маломощных каштановых почвах». Опять же — если во­круг другая застройка; допустим, одноэтажная деревян­ная, то, несомненно, мы имеем дело с урочищем... По крайней мере, в одном из двух возможных смыслах это­го слова.

Такие урочища возникают там, где застройка воз­никла примерно в одно время и окружена застройкой других эпох. Причина появления такого острова застрой­ки обычно очень проста, даже прозаична: в этом месте стали селиться люди примерно одного сословия, клас­са, имущественного состояния.