Андрей Буровский - Величие и проклятие Петербурга

Что ж! Пример и правда доказывает, что флот строили и новые земли заселяли люди, не видавшие мо­ря. Это факт. Но интересно, как называли берег моря поморы из Холмогор? Русские моряки из Астрахани? И наконец, русские из Ижоры и Канцов? Они что, тоже использовали голландские слова для названия берега моря?

Впрочем, для Петербурга заполошный характер и самодурство Петра сыграли положительную роль. Как гласит поговорка, не было бы счастья, да несчастье помогло. Попав на берег моря, сухопутные жители испы­тали сильнейший психологический шок. И все, о чем так хорошо писал В.Н. Топоров, сказалось гораздо сильнее, чем сработало бы на людей подготовленных.

Петербург находится на крайней северной гра­нице собственно России. Конечно, не в буквальном смысле: русские люди жили и севернее — например, в Архангельске, почти на 65-й параллели, добирались и до Пустозерска, то есть до Полярного круга.

Но и в устье Невы кончалась Россия. Русская равни­на, на которой можно было вести привычный образ жизни и кормиться традиционным хозяйством, достигала берега Балтики. Не случайно же русские освоили бал­тийское побережье еще в IX—X веках, во времена Нов­города Великого. Но Карелия так и оставалась совер­шенно не заселена русскими — что в X веке, что в XVII.

Петербург разместился на самой оконечности исто­рической России, буквально на ее границе с финскими племенами...

Одновременно Петербург построен в самой даль­ней точке расселения немцев на восток. Начавшийся в VIII—IX веках Drang nach Osten шел вдоль Балтики. По форме области расселения немцев напоминали язык, высунутый в славянские земли. К XIII веку Drang достиг областей расселения латышских и эстонских племен. В XIV—XV веках много немцев поселилось в землях Новгорода Великого — своего рода продолжение «на­тиска на восток», — но уже мирными средствами. В се­редине XVI века распадается Ливонский орден, шведы захватывают Курляндию, Лифляндию, южный берег Финского залива. Ничто не мешает немцам продолжать движение на восток.

Фридрихсхавн и другие немецкие города на территории будущего Петербурга — это самая восточная точка распространения немцев по южному побережью Балтики.

Эти немцы вовсе не были переселенцами, эмигран­тами. Они говорили, писали и думали по-немецки, под­держивали связи с землей отцов, был даже обычай брать себе жен в Германии. Одним из немцев города Пскова, исполнивших этот обычай, был мой прадед, Эдуард Шмидт: он женился на Иоганне Рабе, крестьянке из-под Гамбурга. В Петербурге до Второй мировой войны жи­ло до 40 тысяч немцев и намного больше людей с при­месью немецкой крови.

25 июля 1937 года Ежов подписал и ввел в действие приказ № 00439, которым обязал местные органы НКВД в 5-дневный срок арестовать всех германских поддан­ных, в том числе и политических эмигрантов, и «доби­ваться исчерпывающего вскрытия не разоблаченной до сих пор агентуры германской разведки»[50]. По этим делам было осуждено 30 608 чел., в том числе приговорено к расстрелу 24 858 человек. 23 марта 1938 г. последова­ло постановление Политбюро об очищении оборонной промышленности от лиц, принадлежащих к националь­ностям, в отношении которых проводятся репрессии. А если немца увольняли с оборонного завода, то или сажали за «шпионаж», или «в лучшем случае» высылали из Петербурга. Но немцев и сейчас в Петербурге много.

Позволю себе рассказать такую историю... Весной 2006 года, на одном неофициальном собрании в Эрми­таже мне довелось познакомиться с человеком, кото­рый «жил в Петербурге до Петербурга».

—  Это как?!

—  Мои предки жили во Фридрихсхавне. Уже в Пе­тербурге были служками в кирхе. В 1806 году кирха сгорела, и пришлось перейти в православие...

Мы вели себя хорошо, мы почти не пели политиче­ски некорректных песен, разве что «Бомбы над Англией». Но вот про «муттер Вольгу» не удержались и спели, только вместо «Вольги» у нас была река Нева... С тем же припевом.

Сидящий напротив человечек (такой толстенький, с сахарной лысинкой) смотрел на нас с большим неодоб­рением и наконец произнес классическое:

— Понаехали тут...

Сказать, что мы смеялись, значит ничего не сказать. Мы выли и корчились от хохота. Ведь оба мы — рос­сияне, коренные жители Северо-Запада, и притом — немцы по происхождению, «фольксдойче». Наши немец­кие предки жили тут ДО предков этого «обличителя по­наехавших инородцев».

Германский мир Прибалтики, в том числе окрестностей Петербурга, был частью германского мира, его самым вос­точным окоемом. При том, что «трофейные немцы» сдела­лись лояльнейшими подданными русской короны.

Еще Древний Новгород был русским государст­вом, сильно связанным со Скандинавией. Связь была своеобразная — односторонняя. Известно много сканди­навских погребений на северо-западе Руси и практиче­ски неизвестны славянские погребения в Скандинавии[51]. Точно так же скандинавские вещи найдены в слоях Старой Ладоги и Новгорода[52], но отнюдь не раскопаны славянские древности в слоях Упсалы и Стокгольма. Влияние Скандинавии на организацию общества в Нов­городе так велико, что еще не известно, какое значи­тельнее — немецкое, скандинавское или более южных славянских земель.

Влияние было не только мирным. «Повесть временных лет» рассказывает о захвате скандинавами города, кото­рый назывался Славгород, около 800 года до Р.Х. Если верить летописи, восставшие горожане истребили варя­гов, но город сгорел дотла. Новый город, построенный на пепелище старого, и стал называться Новгородом.

Древний Новгород отнюдь не выглядел невинной овечкой — порукой тому и захват легендарных Сигтунских ворот, и многие истории набегов славян на побе­режье современной Швеции. Но Скандинавия всегда оказывалась почему-то активнее, сильнее, ее влияние на Новгородские земли было сильнее, чем обратное. Новгород ни разу не попытался завоевать Скандина­вию, распространить на нее свою власть. А скандинавы последний раз попытались сделать это в 1240 году, ко­гда — в точности на территории будущего Петербур­га — Александр Невский разгромил войско ярла Биргера.

И Новгород, и разбойничья Швеция ярлов и варягов, дружин и мечей — все это кануло в Лету. Но и в XVII веке Швеция держала в руках земли бывшего Новгоро­да; Северная война 1700—1721 годов стала последней войной за эти земли между Скандинавией и славянами.

Но граница осталась. От Петербурга до шведского побережья по прямой — порядка 500 километров, и ведь Петербург не спрятан в глубине территории, как Новгород. Он открыт для высадки десанта. До подчи­ненной Швеции Финляндии, где утверждается лютеран­ство и культура Западной Европы, от Петербурга кило­метров 30.

В XVIIIвеке были разные мнения о том, евро­пейцы ли русские. Большинство ученых склонялись к тому, что после «реформ Петра» русские становятся ев­ропейцами и станут ими окончательно — как только удавят в себе азиатов. Россия же до Урала — Европа.

В XVIIже веке такого мнения не высказывали ни географы, ни философы. Россию на картах того времени называли то «Великой Татарией», то еще веселее — «Великой Тартарией», и в Европу ее не включали. Лю­бопытно, что Курляндия в Европу входила, а вот Фин­ляндия — нет. Финляндия была Европой ровно в той степени, в которой шведы успели ее «цивилизовать» — то есть отучить финнов от собственного языка, культу­ры и образа жизни.

Если считать европейскими странами Курляндию и Швецию, то все лежащее к востоку от них — уже не Европа. Петербург оказывается в этом случае первым большим городом за пределами Европы — чем-то вроде Тира или Сидона для греков времен Энея.

Если все же считать частью Европы многострадаль­ную Финляндию, то получается еще интереснее. Тогда образуется узкий участок собственно русской террито­рии, втиснутый между Курляндией и Финляндией. Се­верная часть этого участка — балтийское побережье, от устья Нарвы до Карельского щита, примерно 150 ки­лометров. Образуется как бы исполинский язык, высу­нутый Россией, азиатской страной, между европейски­ми государствами. Словно язык враждебной Европе России, которым она лакает воды Балтийского моря, восточного озера немцев.

Но ведь то, что является границей Европы, — одно­временно и граница России. Петербург расположен на границе России с Европой.

Глава 2

ПЕТЕРБУРГ — ЭКСЦЕНТРИЧЕСКИЙ ГОРОД

Петербург построили как окно в Европу. И из этого окна все время дует.

Академик Лихачев

Чаще всего города вырастают в центре своей земли, как их сердце, как их воплощение. Это концен­трические города. Так вырос Рим — сердце огромной империи. Так выросли Париж и Лондон, Стокгольм и Краков. Так выросла и Москва. В таких городах естест­венно возникают «генетические» мифы — мифы про со­бирание земель вокруг города, о событиях его роста, происхождения и развития.