Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии - Роза Шотаевна Джарылгасинова

Почти все распространенные в XIX в. типы фонарей были известны уже во времена правления династии Сун (960-1278). Однако не следует думать, что производство новогодних фонарей давно исчерпало свои эстетические возможности. Как настоящее искусство, оно всегда оставляло простор для индивидуальной самодеятельности и соединения традиционных образцов с новыми формами. Заметим, что это было искусство подлинно народное, отнюдь не ограничивавшееся узким кругом профессиональных мастеров, и что многие его шедевры делались руками простых деревенских женщин. Разнообразен был и материал, применявшийся при изготовлении фонарей: в дело жди дерево и стекло, бамбук и стебли гаоляна, бумага и шелк.

Здесь невозможно описать нее виды праздничных фонарей. Отметим важнейшие из них. Помимо фонарей в форме самых разных геометрических фигур существовали фонари, имевшие вид фантастических и реальных зверей — баранов с кивающими головами, верблюдов, обезьян, зайцев, львов, драконов и т. д.; фонари в форме крабов с шевелящимися клешнями, птиц, кораблей, рыб, ваз, аквариумов; фонари, изображавшие популярные божества; фонари-шары, которые можно было катить по земле. Всеобщее внимание привлекали фонари — бумажные цилиндры, которые вращались от тепла горевшей внутри свечи. На таких фонарях красовались изображения скачущей лошади, лодки с пассажирами, петуха, клюющего зерно, играющих детей, какой-нибудь соответствующей случаю сцепы из популярного романа, театральной пьесы или древнего сюжета «превращения рыбы в дракона»: плывущий по волнам карп внезапно оборачивался драконом, взмывающим в небеса (этот сюжет с древности служил своеобразной иллюстрацией представления о чиновничьей карьере как награде за прилежание в учебе). Были фонари, имитировавшие куски льда, освещенные изнутри. Некоторые ухитрялись поместить внутрь такого куска льда или ледяной фигуры молодые побеги пшеницы. В любом случае вывесить на всеобщее обозрение какой-нибудь примечательный фонарь было делом чести едва ли не каждой семьи. Во многих районах Китая, особенно на Юго-Востоке, люди ходили по улицам, держа в руках бамбуковые шесты с фонарями или даже целой гирляндой фонариков.

Рис. 16. В лавке торговца новогодними фонарями[313].

Одним из любимейших китайцами увеселений в праздник фонарей были фейерверки. Если в первые дни встречи Нового года вспышки шутих и ракет были скорее сопровождением разных церемоний, то теперь они, подобно фонарям, становились вполне самостоятельным зрелищем и, более того, искусством, имевшим миллионы поклонников и взыскательных ценителей.

Знатоки различали два «стиля» фейерверка: гражданский и военный. Первому был свойствен сдержанный, неброский, но изящный подбор цветов, второй отличался бурным ритмом взрывов, ярким каскадом красок, громким звуком. Имелись и признанные традиции искусства пиротехники. Так, по всему Китаю славились хитроумные заряды, изготовленные мастерами-пиротехниками из уезда Пинху в провинции Чжэцзян[314].

Устраивали фейерверки на специальных помостах, обычно посреди площади. Здесь каждый любитель пиротехники мог продемонстрировать свое умение: одна за другой взрывались коробки с порохом, из которых вылетали огненные букеты и стрелы, устремлялись в небо разноцветные ракеты, с оглушительным треском лопались горшки, выбрасывавшие на зрителей снопы искр. Большой популярностью пользовались ракеты с двойными зарядами: первый заряд взрывался на земле, второй — после того, как ракета взлетала в воздух. Бывали и такие гирлянды зарядов, из которых при каждом взрыве поочередно вываливались различные картины — пейзажи, беседки, гуляющие пары, иероглифы с «хорошим» смыслом и т. д.

В Пекине и других городах Северного Китая устанавливали глиняную скульптуру Огненного судьи — повелителя демонов и владыки ада. Из отверстий в скульптуре, внутри которой горел уголь, выбивались струи дыма и пламя, что придавало и без того грозному хозяину загробного мира еще более устрашающий вид. В уезде Цюанынань (провинция Хэнань) на праздник Первой ночи ставили такую же огнедышащую фигуру Цинь Гуя, сановника XII в., который вошел в историю как вдохновитель позорного мира южносунской династии с кочевниками-чжурчжэнями, захватившими тогда территорию Хэнани[315].

На Шаньдунском полуострове крестьяне многих деревень еще в начале нашего века устраивали у себя в деревне оригинальный аттракцион: соорудив из стеблей гаоляна небольшой павильон, они выстраивали вокруг него ограду с девятью изгибами, освещенную множеством фонариков. Известно, что в XVII в. этот аттракцион был очень популярен в окрестностях Пекина и что в некоторых павильонах, выстроенных тогда местными крестьянами, горело по нескольку тысяч фонариков. Такие лабиринты назывались «девятью излучинами Хуанхэ»[316]. Заметим, что «девять излучин Хуанхэ» с древности считались чем-то вроде земной манифестации космического лабиринта — образа, чрезвычайно популярного в китайской мифологии[317].

В ряде районов Китая, в частности на равнине Хуанхэ и на Юго-Востоке, сохранился старинный — засвидетельствованный уже в эпоху правления династии Суп — обычай строить на праздник фонарей помосты с фигурами зверей и богов, с беседками, пагодами, священными треножниками и прочими сооружениями, изготовленными из разноцветной бумаги и освещенными фонариками. В Чжэцзяне на таких помостах устраивался своеобразный парад богов, которых представляли дети в фантастических костюмах[318]. В некоторых городах Хэбэя на них разыгрывались целые представления. Декорациями служили макеты символизировавшей мир горы с ее небесными, земными и подземными обитателями или буддийского храма со статуями богов. Сюжеты представлений черпались из традиционных мифологем «чудесных метаморфоз», например, «превращения рыбы в дракона»[319].

Ни в одном городе и даже ни в одной деревне праздник Первой ночи не обходился без шумных процессий и представлений, устраивавшихся как профессиональными актерами, так и чаще всего любителями. В праздничных шествиях, проводившихся обычно с 13-го по 15-е число, царила стихия карнавала: наряду с людьми в масках зверей и духов в них участвовали юноши, переодетые девушками, и дети, изображавшие стариков. Группы самодеятельных актеров на ходулях, наряженных рыбаками, дровосеками, монахами, красавицами, удальцами и пр., показывали незамысловатые трюки и бытовые сценки (ходули были известны в Китае с глубокой древности и никогда не теряли популярности). Повсюду в деревнях группы самодеятельных певцов пели «песни сева», или, как именовали новогодние песий в большинстве районов Юга, «песни сбора чая». В этих песнях говорилось о труде крестьянина в течение года, и исполнение их должно было обеспечить удачу в наступившем году. Пение таких песен обычно носило характер особого ритуального состязании между двумя группами певцов.

Очень часто на улицах можно было видеть детей, которые ходили от дома к дому и разыгрывали короткие театрализованные представления, соединявшие пантомиму, пение и элементы акробатики. По всему Восточному Китаю пользовалась популярностью сценка, в которой играли мальчик и девочка в масках распутного «большеголового монаха» и некоей благочестивой девицы по имени Лю Цуй. Под руководством взрослого провожатого, аккомпанировавшего на барабане, дети разыгрывали шуточное представление — «драку большеголового монаха с Лю Цуй» [320]. На улицах деревень северной части Гуандуна дети исполняли «танец