Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии - Роза Шотаевна Джарылгасинова

открывались красочные рынки фонарей, привлекавшие толпы покупателей и зевак. Увеселения и обряды, характерные для празднования Первой ночи, могли иметь место и в другое время. Так, в Тайчжоу (Чжэцзян) фонари вывешивали 5-го числа, тогда же устраивали ночное гулянье[283]. Гадания об урожае, зажигание лампадок в честь богов звезд, праздничные шествия с фонарями в этот день (так было, в частности, в провинции Ганьсу) делали праздник звездных божеств прямой параллелью празднествам первого полнолуния года. Недаром в народе существовало поверье, что, если в 8-й день льется дождь, дождь будет и на 15-й день[284].

Праздник фонарей, как всякий большой праздник, определял все виды отношений людей и потустороннего мира со всеми его обитателями — богами, душами предков и демонами. Известно, что полтора тысячелетия назад китайцы поклонялись в первое полнолуние года божественным патронам дома, зажигая в их честь масляные лампадки[285]. Если в XIX в. пекинцы зажигали 108 плошек с маслом для звездных богов, то двумя столетиями ранее жители Пекина ставили те же 108 плошек у семейных алтарей, у постели, углов дома, дверей, колодца на 13-й день[286]. Жители Сычуани прежде совершали поклонения духам-покровителям дома на 9-й день, после чего начинались ночные гулянья при горящих фонарях[287]. Фуцзяньцы чествовали в 9-й день Небесного владыку — Юйхуана и вешали у домашнего алтаря фонари с надписью «Небесный фонарь» и благопожелательной формулой; такие же фонари вывешивали у ворот[288]. В некоторых районах среднего и нижнего течения Янцзы в ночь на 15-е число местные жители совершали обряд встречи Цзаована[289].

Праздник фонарей служил поводом и для поклонений божественным покровителям местности, которых молили о ниспослании богатого урожая. Обычно подобные торжества устраивались на средства, собранные в складчину всеми семьями деревни или округи. Сбором денег, организацией церемоний и зрелищ ведали специальные коллегии из местных авторитетных людей, устанавливавшие размер взноса от каждой семьи. В провинции Фуцзянь, по свидетельству Дж. Дулиттла, начиная с 11-го числа каждую ночь в местных храмах зажигали несколько больших фонарей разных форм и расцветок; на каждом красовалась благопожелательная надпись. Эти фонари висели до конца 1-го месяца. В каждом храме устраивали молебны и пиршества, в которых участвовал избранный круг лиц. Зато всем были доступны театральные представления, разыгрывавшиеся при храмах или прямо на улицах. Впрочем, эти представления были частью ритуала и предназначались не только и не столько для людей, сколько для богов и духов[290].

В Фуцзяни и других провинциях Южного Китая кульминацией подобных празднеств было шествие со статуей самого божества, как бы объезжавшего на Новый год свои владения. Статую сопровождали музыканты, знаменосцы, актеры, мальчики в костюмах военачальников, служителей ада, демонов, люди, надевшие на себя, как на преступников, кангу (обычай поклоняться божествам в обличье преступника был распространенной, хотя и вызывавшей неудовольствие ученой элиты чертой народной религиозности в Китае). Нередко на специальном стуле несли местного колдуна, который сидел, стиснутый со всех сторон острыми лезвиями мечей, так что при малейшем движении он рисковал порезаться[291]. Среди участников процессии выделялись два мифических персонажа, два своего рода аллегорических образа «жизненного непостоянства». Одного звали Белое непостоянство (Байучан), а другого — Черное непостоянство (Хэйучан). В китайском фольклоре они считались слугами божественного патрона — Чэнхуана и выполняли роль своеобразных ангелов смерти. Существовало поверье, что тот, кто встретит их в новогоднюю ночь, непременно разбогатеет в новом году[292]. Белое непостоянство имел облик великана в белой одежде, с белым веером и белым зонтом, с белым лицом, растрепанными волосами, высунутым языком и высоким колпаком на голове. Черное непостоянство, напротив, был черным с головы до ног коротышкой, наделенным гротескными атрибутами. Шествуя по улице, эти комичные духи совершали шутливые нападения на зрителей. Их прикосновение считалось недобрым знаком, и его боялись. Однако все верили, что, если в новогодней процессии не будет «жизненных непостоянств», в наступившем году случится много смертей[293].

Рис. 14. Белое непостоянство и Черное непостоянство. Старинный китайский рисунок[294].

В Гуандуне шествия в честь локального божества обычно устраивали на 13-й день. Разумеется, подобные празднества имели множество вариаций. В качестве примера можно упомянуть об «игрищах с фонарем», проводившихся в деревне Пиньцунь уезда Кайпин (Гуандун). В 20-х годах нашего столетия старики деревни разъясняли смысл праздника следующим образом: «Так как наша деревня по очертаниям напоминает льва, каждый раз на Новый год нужно бить в гонги и плясать, чтобы разбудить его и не дать ему заснуть». Накануне жители деревни изготовляли из бамбука и разноцветной бумаги большой шар (символ фонаря) и украшали его цветами. На ночь шар оставляли в деревенском храме, а на следующий день торжественно носили его по деревне. Несли шар сильнейшие мужчины, вышедшие победителями в специальных состязаниях. Праздничное гулянье продолжалось целый день, а под вечер шар уносили на гору. Там участники празднества разрывали его на части, и каждый уносил домой кусочек святыни, который служил оберегом от болезней домашнего скота и птицы[295].

Огоньки фонариков посвящались не только богам, но и душам умерших. По всему Китаю большой популярностью пользовалось представление о том, что лампадки и фонари, зажженные на первое полнолуние года, помогают бесприютным душам найти дорогу в преисподнюю, где будет решена их судьба. Чтобы помочь несчастным душам, горящие фонари ставили на перекрестках дорог, у храмов, переправ и в других подходящих для этого местах. В деревнях Северного Китая крестьяне наливали в большой котел купленное в складчину масло и поджигали опущенный в него большой фитиль. Затем этот гигантский светильник носили по деревне и брызгали горящим маслом на углы домов, а их жильцы бросали в котел огарки свечей. Считалось, что неприкаянные души усопших, с которыми ассоциировались эти огарки, обретают таким путем успокоение[296]. Фонари горели и для умерших предков, которых тоже провожали в праздник Первой ночи. Так, жители Цзянсу в полнолуние 1-го месяца прибирали семейные могилы и вешали на них фонарь. В провинции Шаньси ночью на 15-е число, по сообщению старинной хроники, «люди провожали предков и женщины громко рыдали»[297].

Тем не менее, в равной, если не в большей мере фонари были символами новой жизни, о чем свидетельствуют многие новогодние обряды. Например, в Гуанчжоу в тех домах, где семья за прошедший год пополнилась еще одним мальчиком, вешали специальный фонарь в форме цветка лотоса. Этот светильник называли «фонарем нового мужчины» и держали до 13-го числа; отдельный фонарь вешали