Два пути. Русская философия как литература. Русское искусство в постисторических контекстах - Евгений Викторович Барабанов

чувством: в Москве ближайшего десятилетия такая живопись невозможна. И невозможна не из-за дефицита «технических» новаций, нет. Живопись, которую я видел, была следствием той артистической серьёзности, в которой свобода, мастерство, опыт, игра, жест, ответственность и художественная провокация говорили своим собственным языком. В сегодняшней Москве таких взаимосвязей я не вижу.

Виталий Пацюков: в связи с философией Кошута (изложенной в его работе «Искусство после философии») было соотнесено понятие искусства и живописи. Искусство было представлено кок некая вечная категория, живущая в постоянном процессе, а живопись в рамках этой категории – временна или также постоянно присутствует? Конечна ли живопись или она также вечна как категория искусства?

Евгений Барабанов: Мы знаем, что категория искусства была не всегда, она появилась поздно. А до этого было тёхне. Слово «искусство» появилось, когда в ремесле-уменьи стали видеть искусство. Живопись тоже существовала как ремесло, до тех пор, пока не стала свободной артистической деятельностью. Полагаю, её смерть совпадет со смертью искусства.

Вопрос из зала: Вы сказали, что многие старые функции живописи отполи, но при этом Вы признаёте, что в данный момент живопись существует. Какие же функции у той живописи, что существует сейчас?

Евгений Барабанов: Действительно, сегодня многие функции живописи, важные для ушедших культур – функция магическая, религиозная, воспитательная, агитационная и так далее, – отпали, лишились своего «места в жизни». Но появились и новые. Первая – обязанность живописи репрезентировать саму себя; состояние, безусловно, парадоксальное. Вторая функция – задана арт-системой, её рынком: обязанность быть источником финансовых эманаций. Нередко это живопись, недоступная зрению: картина, помещенная в сейф сразу после покупки, часто не распакованная, предназначена только для того, чтобы умножать капитал, излучать прибыль.

(ГЦСИ, Москва, ноябрь 2009 г. – выступление на круглом столе, посвященному современной живописи

http://www.ncca.ru/)

Круглый стол «Современное искусство – музей – церковь»

(Круглый стол «Современное искусство – музей – церковь: конструктивный диалог» в рамках спецпроекта Гора Чахала «Хлеб Неба» в Государственной Третьяковской галерее 27 окт. 2010 г.)

Ирина Лебедева, Генеральный директор Государственной Третьяковской галереи: когда мы совместно с Гором Чахалом готовили спецпроект, который до марта 2011 года будет экспонироваться в 38-м зале постоянной экспозиции искусства XX века, то нам хотелось не просто показать творчество художника, но на конкретном материале коснуться темы, весьма актуальной не просто для художественного, но и для общекультурного контекста. Когда мы говорим о конструктивном диалоге церкви и музея, то имеем в виду не только конструктивный диалог по поводу древнерусского искусства, хотя это сейчас и острая проблема, все же пути этого диалога отчасти уже намечены. В Третьяковской галерее есть действительно уникальное явление – это храм-музей, он открыт для посещения как экспозиция музея, и в то же время, в нем проходят службы, и верующие могут присутствовать на этих службах.

В наших планах в этом зале спецпроект, связанный с творчеством Павла Корина, его циклом «Реквием», на следующий год намечена большая выставка Николая Ге. Поэтому нам кажется, что тема для обсуждения может быть очень широкой, и она должна затрагивать вопросы, которые актуальны и сейчас, несмотря на то, что могут казаться уже историей.

Те вопросы, которые мы хотели бы сегодня обсудить, затрагивают самый широкий спектр проблем: что такое церковное искусство сейчас, на что имеет право современный художник, что мы можем показывать в музее, что такое взаимоотношения церковного мира и культуры, в широком смысле этого слова, когда мы говорим о проблеме канона, и консервативности, которая присутствует в традиционном церковном искусстве? Потому что мы прекрасно понимаем, что без движения вперёд нет жизни. Каково должно быть это движение? Прерванная традиция должна сейчас возобновиться? В каких формах это возможно делать? Насколько важными для нашей публики могут быть те вопросы, которые поднимают современные художники, касающиеся вечных тем духовной культуры, связанной в нашей стране с православной культурой? Поэтому все эти темы хотелось бы обсудить в этом зале на фоне тех работ, которые здесь представлены.

Лидия Иовлева, заместитель Генерального директора ГТГ по научной работе: я знаю, что в современном искусстве очень часто бывает крайне радикальное, болезненное отношение к этой теме. Мы все стоим за свободу человека, свободу слова, но свободу каждого человека. И где мера ограничения этой личной свободы? Она, несомненно, должна существовать, если мы сосуществуем в обществе. Если нет никаких ограничений, мне кажется, общество перестанет существовать, распадётся на совокупность ничем не связанных людей.

Гор Чахал, художник: тема диалога современного искусства и церкви уже была поднята на трех круглых столах, в частности, в рамках выставки «Двоесловие/Диалог», где были определены наиболее значимые вопросы. Один из главных вопросов: какое искусство можно считать христианским? В проблеме христианского искусства стоит осознать простую вещь, что христианское искусство – это то, которое в своём результате оказывается или принятым Церковью, или во всяком случае Церковью не запрещённым. Правда, Церковь, надо признать, далеко не безошибочна в своих мнениях. Достаточно вспомнить историю художника Николая Ге. Есть опыт церковного искусства – это применимость к богослужебной сфере. Затем идёт искусство миссионерское, то есть, сознательная проповедь, благословлённая Церковью. Дальше то, что можно назвать внецерковным миссионерством, когда многие люди тянутся к Церкви и создают движение ей навстречу. Это не благословлено сознательно Церковью, но это растёт из души людей. И четвёртое – это свободное творчество, без какой-либо внешней видимой нами ориентацией на христианство.

Хотя, надо сказать, никакого нехристианского искусства в Европе нет. Всё искусство так или иначе связано по традиции с античностью, прошедшей через христианский опыт. И без ориентации на искусство прошлого не существует никакого попарта, опарта – ничего. Поэтому в этом смысле всё искусство находится в христианском пространстве. Так нужно ли Церкви современное искусство, что оно может дать христианству? И зачем современному искусству Церковь? По-видимому, секулярное общество и, как следствие этого, секулярное искусство, заходит в тупик. Критическое или аналитическое искусство, которое господствовало в мейнстриме культурной среды со второй половины XX века, постепенно скатилось до уровня социальной журналистики.

Отличить в настоящее время журналиста от критического художника невозможно. Искусство в XX веке преодолело все границы, которые определяли эту область, и в настоящее время сказать, что такое искусство, а что – не искусство, уже невозможно. Это проблема общественная. Это не отдельные художники перестали различать границы искусства, а общество постепенно теряет критерии определения себя как социального организма. Это, безусловно, следствие эпохи так называемого Просвещения и потери веры.

Нам кажется, что спасение как искусства, так и общества лежит в одухотворении их жизни. Это может сделать только вера, тысячелетний