Языковые основы русской ментальности - Владимир Викторович Колесов

слово — алгоритм операции обозначения и квант речемыслительной деятельности. Знание действительно требует понятия, но co-знание (предмет интереса реалистов) довольствуется представлением-образом. Совмещение образа и понятия синтезирует символ. Сюда же следует отнести новаторские книги Г. П. Щедровицкого с его операционально-деятельностным подходом к содержательной логике в ее связи с мышлением и языком (своего рода психологические основания логического знания, которое и обозначено как языковое мышление); к сожалению, усложненное изложение мешает проникновению его идей в лингвистическую среду. В конечном счете это направление наиболее философично из числа наличных, а это отпугивает невинных в области философии языковедов.

Знаменательно, что все нефилологи избегают говорить о языке как носителе ментальности; так психолог В. Е. Семенов полагает, что ментальность — это «исторически сложившееся долговременное умонастроение, единство сознательных и несознательных ценностей, норм, установок в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом воплощении, присущее той или иной социальной группе (общности) и ее представителям».

Концептуальная лингвистика опирается на традиционный для русской науки реализм и также хорошо проработана философски. По времени это первая форма ментальной лингвистики, восходящая к работам С. А. Аскольдова, еще не переосмысленная в терминах германской или романской традиции. Позиция концептуальной лингвистики заявлена в работах А. М. Камчатнова, В. С. Юрченко и В. В. Колесова. Это философия имени как онтологическая теория смысла, которая включает в себя все содержательные формы слова и соотносится как с логическим понятием, так и со значением слова. Русские философы приближались к понятию концепта, именуя его то по традиции Логосом, то метафорически «общим мысленным содержанием», «общим достоянием многих», «принципиальным значением слова», «ядром содержания понятия», «вневременным содержанием», «округленными объемами смысла» и т. д. вплоть до «туманного нечто» (Аскольдов) или «непостижимого» (С. Л. Франк). Диалектика концептов допускает цельность их природы — но в сознании они возникают как отрывочные и несведенные в целостность признаки; концепты потенциально синкретичны и неразложимы на составные элементы — но проявляются только в конкретной ситуации общения; в сознании концепт представлен как самый общий смысл родового значения — но в речи никогда не дан в отвлеченно общем виде; концепт входит в систему национальной речемысли (т.е. ментальности) — и одновременно носит открытый характер, доступен влияниям извне; концепт не входит в последовательные ряды выражений и слов — но вместе с тем всегда предстает как иерархическая система углубляющихся в сознании смысловых первообразов-архетипов сознания; основываясь на основном понятийном признаке (явленность концепта) — концепт тут же устремлен к символическому смыслу как пределу своего развертывания. Концепт реально существует именно потому, что формально его нет: концепт не имеет формы, поскольку сам он и есть «внутренняя форма смысла». «Потенциальное есть особая ценность значимости. Такою ценностью и является концепт и его органическая часть — слово» (Аскольдов).

Концептуальная лингвистика развивает идеи П. А. Флоренского, С. Н. Булгакова и А. Ф. Лосева, согласно которым смысл явлен в синтагме, актуализируется в дискурсе, проявляясь в узусе, тогда как значение представлено в парадигме, являясь в норме. Последовательность движения — от сущности (концепта) к ее имени: сущность («апофатический икс») дана в явлении как инобытие концепта; эйдос (явленность сущности как внутренней формы в отношении к слову и его пониманию — ноэма), момент становления — пневма (энергия сущности с прорывом в миф) и результат движения — символ как единичность, данный в имени. Термины заимствованы (некоторые восходят к Гуссерлю), но в общем их легко перевести на современные понятия: сущность — концепт, эйдос — образ («в эйдосе сущность является самой себе»), а понятие располагается между ноэмой и пневмой, предшествуя символу. Роль предмета в реконструкции играет текст, роль имени — слово. «Смысловая полнота вещи есть ее имя, а присутствие имени в инобытии есть идея».

Близок к реализму и В. С. Юрченко, который утверждает, что «материальное — это субъект, а идеальное — предикат»; он рассматривает семантическую структуру слова, а язык и речь представляет как содержание и форму с возможными взаимными переходами в качествах. По его мнению, словосочетание генетически порождено именем, а предложение глаголом, и обе формы речения заданы в ментальности, равно как и соответствие трехчленного инварианта предложения — трехчленной структуре мира. Это выход в «космический синтаксис», пределы которого неисчерпаемы. Идеи «модели синтеза» на базе синергетики разрабатываются Л. С. Шишкиной, а А. Л. Вассоевич на этой основе разработал «историко-психологический» метод исследования вымерших культур, построенный на системе координат, представляемых «кругом Айзенка», и определил основные понятия, очертив семантические поля, присущие определенной культурной общности.

Основная сила этого направления ментальных исследований в том, что оно изучает русскую ментальность не типологически и не только логически, а исходя из национального миросозерцания, комплексно в единстве всех оттенков — биопсихологического, социокультурного и т. д., и на основе синтеза основных признаков концепта, который и понимается в единственно лингвистическом смысле как вневременной инвариант понятия, способный к развитию во времени. Только концептуальная лингвистика представляет работы, посвященные изменению концепта в онтологии, тогда как исследования, выполненные в русле когнитивной лингвистики, по существу представляют омертвевший инвентарь словоконцептов, к тому же повторяющий старые работы. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить книгу А. М. Камчатнова «История и герменевтика славянской Библии» с работой Т. И. Бендиной «Средневековый человек в зеркале старославянского языка» на фоне старых исследований И. В. Ягича на ту же тему (1913): когнитивистский подход представляет собой классификацию вынесенных из словарей и текстов лексем, тематически расположенных в определенном порядке. Кстати, это интуитивно понимают писатели, отважившиеся излагать данные темы; сравните синкретичные по смыслу изложения концепты в работах Г. Гачева. В целом, описательно исторический подход к исследованию ментальности представляется малопродуктивным, он указывает ментальные концепты разного уровня залегания. Так, в цепочке словоконцептов знак — значение — значимость представлены соответственно символ — образ — понятие, поскольку вглубление в концептуальную сущность кумулятивно сохраняет все содержательные формы концепта в его корне. Ясно, что в словарь ментальности следует включать все хронологические слои, отражающие развитие исходного концепта, они выражают различные уровни сознания и должны иметь соответствующие пометы.

Таким образом, логико-философский подход к проблеме ментальности позволяет выработать метод исследования концептов в их содержательных формах — ментальном образе, логическом понятии и культурном символе. Точнее всего, как представляется, эту задачу способен выполнить неореализм, который в интерпретации связи идея — вещь исходит из самого слова и в Слово возвращается. Неономинализм и его мягкий вариант неоконцептуализм решают ту же задачу, но с усложнением в терминах и весьма опосредованно, а именно прагматически, через вещь и текст. Вдобавок, когнитивная лингвистика иногда не различает уровни концепта в его проявлении. Так, Анна Вежбицкая для анализа