Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Ноль мыслей, минимум эмоций, а те, что встречаются, как правило, мелки — чаще всего они вызваны погодой: «Утром погода привела меня в отчаяние», «Обиделся на мороз и не пошел гулять утром». Бесконечные перечисления подстреленной дичи, причем больше всего почему-то достается несчастным воронам: «Удалось наконец убить ворону из монтекристо!» «Во время прогулки убил отлично — ворону». «Гулял два часа; сегодня удалось дойти до 50 убитых в парке ворон». Просто какой-то вороний маньяк.

Про государственные дела записей немного, а если и встречаются, то сделаны они явно без интереса, часто с досадой. «В 2 часа у меня происходило заседание соединенного присутствия Сибирского Комитета и департамента экономии. Оно окончилось в 3 3/4, и затем мы поспешили в Аничков на каток». «Полоскался с наслаждением в моей ванне и после кофе засел за несносные телеграммы».

Интровертность, замкнутость, сдержанность в проявлении эмоций для венценосца вполне естественны, но в Николае ощущается еще и природная скудость чувств. Трудно без содрогания читать записи, сделанные в самые драматические дни истории. Скупое упоминание об ужасной трагедии на Ходынском поле (1896), когда во время коронации возникла давка и погибло больше тысячи человек, заканчивается так: «Обедали у Мама в 8 ч. Поехали на бал к Montebello [французский посол]. Было очень красиво устроено, но жара стояла невыносимая. После ужина уехали в 2 ч». В 1905 году, когда пришло известие о Мукденской катастрофе (людские потери — сто тысяч человек), царь вздыхает: «Господи, что за неудачи». Следующая фраза: «Имел большой прием. Вечером упаковывали подарки офицерам и солдатам санитарного поезда Аликс на Пасху».

Трудно представить более неудачный тип правителя, которому выпала судьба вести страну через череду тяжелых испытаний.

Николай был не просто фаталист — он верил, что только так и должно управлять Россией, что «наитие свыше» неизмеримо надежней всяких «умствований». В самые важные моменты царь принимал решения, руководствуясь неким мистическим ощущением «прямого канала» между помазанником и Богом. Барон Р. Розен, дипломат и гофмейстер, в своих мемуарах пишет, как поражало его невероятное хладнокровие государя во время потрясений 1905 года. Однажды Николай сказал барону: «…Я столь мало встревожен, ибо твердо и непоколебимо верю в то, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи в руках Всемогущего Господа, который сделал меня тем, что я есть».

Другой мемуарист, генерал А. Мосолов, начальник царской канцелярии, свидетельствует: «Он [царь] воспринял от отца, которого почитал и которому старался подражать даже в житейских мелочах, незыблемую веру в судьбоносность своей власти. Его призвание исходило от Бога. Он ответствовал за свои действия только пред совестью и Всевышним. Царь отвечал пред совестью и руководился интуициею, инстинктом, тем непонятным, которое ныне зовут подсознанием. Он склонялся лишь пред стихийным, иррациональным, а иногда и противным разуму, пред неведомым, пред своим всё возрастающим мистицизмом».

Николай ощущал ответственность за свои решения и поступки не перед народом, а исключительно перед Господом. Сергей Ольденбург, автор чрезвычайно почтительной биографии царя, утверждает: «Он считал, что ответственность за судьбы России лежит на нем, что он отвечает за них перед престолом Всевышнего. Другие могут советовать, другие могут ему мешать, но ответ за Россию перед Богом лежит на нем. Из этого вытекало и отношение к ограничению власти — которое он считал переложением ответственности на других, не призванных, и к отдельным министрам, претендовавшим, по его мнению, на слишком большое влияние в государстве. “Они напортят — а отвечать мне” — таково было в упрощенной форме рассуждение государя».

Ситуация усугублялась тем, что по-фаталистски хладнокровно царь относился только к государственным делам. Он был любящим отцом и нежным мужем — до такой степени, что семейные заботы заслоняли всё остальное. В этом последний российский самодержец являлся контрастом первого — великого князя Ивана Васильевича. Монархия началась с правителя, жертвовавшего своими близкими ради державы, и закончилась правителем, жертвовавшим государственными интересами ради своих близких.

Преданная любовь к супруге побудила Николая совершить несколько тяжелых ошибок, которые дорого обошлись стране и ускорили гибель империи. Неумная, упрямая царица пользовалась огромным влиянием на супруга. И разрушительная для царского престижа распутинская эпопея, и вмешательство Александры Федоровны в назначения министров, и ее враждебность к Думе, и всяческое поощрение мистической веры мужа в Промысел Божий — все эти факторы сыграли свою роковую роль.

В последние годы (и какие годы!) жена была единственным человеком, чьему давлению поддавался Николай. Прежде он, случалось, попадал в зависимость от напористых, деятельных министров, среди которых попадались и люди недюжинные, вроде Столыпина, но дееспособные администраторы, сделавшие карьеру за счет своей энергии и способностей, часто бывают чересчур настойчивы — потому что твердо знают, чего хотят, и умеют этого добиваться. Чем дольше Николай находился у власти, тем хуже он выносил людей подобного типа.

Император очень старался входить сам во все дела, но, во-первых, не обладал для этого нужными талантами, а во-вторых, при объеме и запутанности возникающих вопросов это было в принципе невозможно. Никому не доверяя, подозревая каждого в каких-то задних мыслях и тайных намерениях, Николай обходился без собственной канцелярии и даже не держал личного секретаря. Он и в этом уповал на свои особые отношения с Судьбой и Богом.

В 1914 году в царскую канцелярию поступила докладная записка бывшего министра внутренних дел П.Н. Дурново, одного из опытнейших государственных деятелей. Он был смертельно болен и написал императору безо всякого верноподданничества письмо-предостережение. Старый сановник заклинал царя не вступать в конфликт с Германией и с поразительной точностью предсказывал, что произойдет, если война все-таки разразится: какие сложатся коалиции, сколько тягот принесут России военные испытания и чем всё закончится. «…Все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него… В стране начнутся революционные выступления… Армия, лишившаяся наиболее надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению».

Поражает не то, что все эти пророчества в точности сбылись, а то, что письмо осталось непрочитанным. Очевидно, Николай взглянул, да и отложил эти умствования в сторону. Впрочем, если бы даже и прочитал, то лишь пожал бы плечами: человек предполагает, а Бог располагает.

Судьба обошлась с тем, кто в нее верил, со звериной жестокостью. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года Николая, Александру и пятерых их детей убьют в подвале большевики. Но не менее жестоко Рок обойдется и со страной, которой правил августейший фаталист. Доля его исторической ответственности велика. Когда капитан корабля смотрит только в небо, происходит кораблекрушение.

ЛЕНИН,

или ТЕОРЕТИК У ВЛАСТИ

Ленин в 50 лет.

Иконическая фотография Павла Жукова.

При всём колоссальном объеме литературы о Ленине, из чтения очень трудно составить представление о живом человеке. Беспристрастных свидетельств почти нет — рассказчики или смотрят на объект снизу вверх, с благоговением, либо люто его ненавидят. Создается впечатление, что «живого и человеческого» в этом историческом деятеле было не так много. Всё его существование, все поступки подчинялись Идее, Теории. Если изъять ее из ленинской жизни, от Владимира Ильича Ульянова ничего не останется.