История Франции - Марк Ферро

ведет тайные переговоры с Австрией, способствует разрыву Наполеона и русского царя, вступает в сговор с Фуше, чтобы в случае смерти Мюрата занять его место. В 1809 г. происходит катастрофа, и Шарль Морис Талейран — князь Беневентский, великий вице-электор и великий камергер — теряет свои полномочия. Он подготавливает почву для возвращения Бурбонов, отделяя, по собственным словам, интересы Франции от интересов Наполеона, который все же вновь призовет Талейрана на службу в 1814 г. — чтобы увидеть, как тот готовит его отречение. Той же двойной игрой позднее займется Фуше, «министр полиции» и герцог Отрантский, который в период Ста дней будет вести переговоры с австрйиским министром иностранных дел Меттернихом и готовить вторичное отречение Наполеона.

Наполеон в России: «Шел снег. Стал гибелью недавний путь победный…»[101]

«Если бы мне это удалось, я стал бы величайшим человеком в истории», — говорит Наполеон в «Мемориале Святой Елены». Поддержка со стороны России во время кампании 1809 г. против Австрии никак не соответствовала тем обещаниям, что были даны на встрече в Эрфурте; Наполеон с трудом мирился с амбициями русского царя, грезившего о Константинополе, в то же время создание большого польского государства[102] означало агрессию против Александра. И все же война вовсе не была неминуемой, хотя Россия и не соблюдала условия континентальной блокады.

Союз, охлаждение, катастрофа — напрашивается историческая параллель с предприятием Гитлера, пусть даже она и может показаться искусственной, поскольку основные причины конфликта весьма различны. Однако то, что касается причин неудачи, довольно схоже: в 1812 г. французы из собственно Франции составляли лишь треть Великой армии, так как в качестве французов рассматривались также солдаты из аннексированных стран, а прочими были немцы, поляки, итальянцы, португальцы; в 1941 г. доля немцев в армии вторжения была более значительной, однако в боях участвовали также венгры, румыны и итальянцы[103].

Эти космополитические армии были менее самоотверженны, чем армии их противника, защищавшего родную землю. Другое сходство помимо календарного (Наполеон и Гитлер выступили запоздало — соответственно 24 и 22 июня) — недооценка расстояний: они сыграли как против пехоты императора, так и моторизованных соединений фюрера. В октябре 1941 г., еще до наступления холодов, русскую армию спасла грязь: об этом свидетельствуют фотографии утопающих в ней немецких войск, уже позже обездвиженных гололедом. Последнее сходство — это русская тактика выжженной земли и непрерывного отступления с целью оторвать врага от его баз, изолировать и измотать его.

Наполеон действительно считал, что русские намерены атаковать его в Польше; поскольку они уступали ему в силах, он также считал, что стоит ему углубиться в Россию, как они начнут переговоры. Однако более верной оказалась идея генерал-губернатора Москвы Федора Ростопчина, согласно которой при умелом отходе лучшими союзниками России станут пространство и мороз. Чем дальше Наполеон продвигался вперед, тем более он утрачивал, ввиду недостаточного снабжения, свободу маневра. Он думал остановиться в Витебске, поднять крестьянский мятеж, потом двинулся дальше и 5 сентября, на реке Москве, одержал победу, потеряв тридцать тысяч солдат — русские потеряли 50 тысяч[104]. Вступив в Москву, которую вскоре охватил пожар, император, как и в Египте в 1798 г., оказался пленником своих завоеваний. Он решил начать отступление, постоянно преследуемый Кутузовым, которого победил при Малоярославце[105].

Но было уже слишком поздно, стояли лютые морозы, и к тому времени, когда 14 декабря Великая армия дошла до Тильзита, она потеряла 400 тысяч человек, тогда как в свое время в поход за Вислу выступило 611 тысяч.

В «Искуплении», одной из поэм цикла «Возмездие», Виктор Гюго, выступая в роли историка, описывает муки возвращения из России.

Шел снег. Стал гибелью недавний путь победный. Впервые голову орел понурил медный. Рок! Император брел и грезил наяву, Покинув позади горящую Москву. Шел снег. Зима на мир обрушилась лавиной: Равнина белая за белою равниной. Ни командиров там не видно, ни знамен. Уже ни центра нет, ни флангов, ни колонн. Вчера лишь — армия, сегодня — стадо. В брюхо Убитых лошадей вползали греться. Глухо Шел снег. На брошенных биваках ледяных Порою видели горнистов постовых, Замерзших и немых, — в чьи каменные губы Заиндевелые навеки вмерзли трубы. ...................................................... Был император там — и он не мог помочь. Он был как мощный дуб, секире обреченный, Гигант, со славою еще не омраченной, Но вот Несчастие, зловещий лесоруб, К нему приблизилось… ...................................................... А он [император] страх ощутил, к нему заползший в грудь. Ошеломлен бедой, воитель величавый Взор к Богу обратил. Теперь избранник славы Дрожал; он понял вдруг, что искупает здесь Какой-то тяжкий грех, и, потрясенный весь, Пред легионами, не снесшими удара, Воскликнул: «Боже сил! Ужели это — кара?» И громом прозвучал таинственный ответ — Из мрака тяжкого