Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

шурина[835]. Даже в задавленной цензурой прессе того времени можно уловить, что повсюду ходили слухи о Рэкетте и Поупе. Так, в «Ландон джорнал» за 25 мая явно перепутали отца и сына: отметив, что некоторые из обвиняемых «черных» избежали ареста, здесь добавили, что «среди них один мистер Р. — джентльмен с хорошим состоянием; нам говорят, что он зять знаменитого мистера П.». Та же путаница, возможно, скрывается за отчетом в «Эпплбиз ориджинал уикли джорнал» (также за 25 мая): среди тех, кого арестовали как «черных», некоторые имели «солидное состояние; и… один, сидящий теперь в Ньюгейте, принадлежит, вне всякого сомнения, к весьма почтенному семейству в Беркшире и является законным наследником крупного состояния; к людям, обладающим властью, поступает множество ходатайств за него»[836].

Если Поуп подавал это «множество ходатайств», то было бы интересно узнать, какой канал влияния он избрал. За юридической помощью он, скорее всего, обратился бы к своему другу Уильяму Фортескью. Но требовалось более могущественное влияние. Habeas corpus был в то время приостановлен, и действия против «черных» браконьеров осуществлялись непосредственно по распоряжению министров: Таунсенда, пока он не отбыл с королем в Ганновер в конце мая, а затем, и весьма энергично, — Уолпола. Поуп был еще не в тех отношениях с Уолполом, чтобы с ним обедать (это пришло через несколько лет). Но он мог заручиться помощью виконта Харкорта, с которым в то время был в дружеских отношениях и который был одним из лордов-судей регентского совета в отсутствие короля. 21 июня Поуп написал Харкорту: «Вы оказали мне много услуг, и неоценимых, и мне есть за что вас благодарить»[837].

В любом случае похоже, что Чарльз Рэкетт вернулся в Холл Гроув в июле 1723 года. 13 июля Поуп писал ему: «Дорогой брат, каждый прошедший день у нас было намерение повидаться с тобой и моей сестрой в Холгроуве». Миссис Поуп, которой исполнился восемьдесят один год, также желала совершить это путешествие, но ее слабое здоровье и «чрезмерно засушливая погода» задерживали поездку. «Если кто-нибудь из вас сможет приехать сюда, мы надеемся увидеть вас, и очень этого желаем. Пожалуйста, будьте уверены в нашей искренней любви и готовности к услугам»[838].

Но это не окончательное доказательство, и следует упомянуть другие возможности. Во-первых, дело против Рэкетта могло быть возбуждено не со стороны солиситора Казначейства, а — как и против других правонарушителей — со стороны представителей лесного ведомства в суде ассизов. В этом случае дело вполне могло быть отложено (как и другие) до весны или лета 1724 года, и возможно, что его протоколы были утеряны вместе с другими документами о «черных»[839]. Во-вторых, Рэкетт мог не явиться в суд невзирая на залог, или ему могли посоветовать (может быть, Поуп?) покинуть страну. Это могло бы объяснить упоминание в письме Поупа Майклу Рэкетту несколько лет спустя «о суммах денег и о ценных бумагах», которые его отец «увез с собой, перед тем как умер»[840]. Я считаю такую возможность маловероятной, хотя приведенное упоминание все равно требует разъяснения. В-третьих, угроза судебного преследования могла и дальше висеть над его головой еще год-другой или более неопределенное время.

Именно эта третья возможность кажется наиболее вероятной. Хотя оба Рэкетта исчезают из документов, имя хотя бы одного из его слуг, Дэниела Легга, не исчезло. Запись о расходах Бэптиста Нанна за 11 июня 1723 года гласит: «В присутствии мистера Хейза с человеком мистера Рэкетта по обвинению в убийстве оленя в лесу, потрачено 0 [фунтов] 4 [шиллинга] 6 [пенсов]»[841]. Это говорит о том, что один из двоих слуг (возможно, Джеймс Годдард, или Госден) был в упрощенном порядке признан виновным беркширским магистратом. (Его наказание, скорее всего, не было строгим, так как судья Хейс не был энтузиастом лесного права, и в октябре Уолпол написал непосредственно ему, упрекая его за «слабое преследование» «черных» браконьеров[842].) Но дело против другого слуги Рэкетта на этом не закончилось. Судебные документы за 1724 год включают в себя обязательства явки в суд пятерых правонарушителей, которым предписывалось выступить свидетелями против других «черных», считавшихся, надо полагать, еще более тяжкими преступниками. Томас Хэмблдон и Джеймс Стедман были обязаны выступить в качестве свидетелей против беглеца Уильяма Шортера «и других». Уильям Терри должен был выступить против Джона Пламбриджа (еще одного беглого «черного»), а Джеймс Барнетт против Чарльза Симмондса (также беглого, возможно, из благородного сословия)[843]. Первым же из этих свидетелей был Уильям Клементс из «Уинсума» (то есть Уиндлшэма) в Суррее, земледелец (agricola), обязанный дать показания против «Дэниела Легга и других по поводу некоторых мелких преступлений, ими совершенных». Данное обязательство явки в суд составил помощник секретаря Чарльз Делафэй 16 августа 1723 года; залог в 200 фунтов дополняли два поручительства по 50 фунтов каждое, одно из которых предоставил несгибаемый Бэптист Нанн[844]. Кажется, эти обязательства снова были получены в феврале 1724 года, когда свидетелей обвинения обязали предстать на следующих ассизах в Беркшире[845]. Но обязательства надежно хранились в руках центральных властей: у Делафэя или у солиситора Казначейства, секретарь которого переслал их в распоряжение секретаря Беркширских ассизов только в середине июля 1724 года[846].

Таким образом, с человеком Рэкетта обращались так же, как с Уильямом Шортером, «королем» беркширских «черных» браконьеров: по меньшей мере пятнадцать месяцев над ним висело очень серьезное обвинение. В формуле «Дэниел Легг и другие» трудно не прочитать имена Чарльза и Майкла Рэкеттов; а эту процедуру контролировал Уолпол, с его обычным вниманием к деталям, через посредство Делафэя, Бэптиста Нанна и солиситора Казначейства. Если Дэниел Легг так и не предстал перед судом, то, возможно, это произошло потому, что Уолпол счел более целесообразным держать его в запасе.

Но где же во всем этом дело против юного Майкла? Другие беглые «черные» через пару лет попадают в списки Крейчрода с отметкой, что против них будет возбуждено уголовное дело о признании вне закона. Затруднение в том, что имени Майкла среди них нет. Судя по всему, он прожил за границей следующие шестнадцать с лишним лет и задал специалистам по Поупу, как и ученому издателю переписки Поупа, несколько загадок. Обычно предполагают, что он жил за границей, скрываясь от долгов.

Мы можем отчасти реконструировать положение, в котором он находился, по двум письмам его дяди: первое — неназванному герцогу за 2 сентября 1731 года, второе — подробное деловое письмо от 22 января 1739-го[847]. Первое касается предполагаемой аренды дома в Холл Гроув. Чарльз Рэкетт умер в 1728 году, но кажется вероятным, что Рэкетты покинули свой дом в Холл Гроув за два или три года до этой даты[848]. Из первого письма явствует, что Поуп пытался помочь своей единокровной сестре