Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

одного! Ни одной целой фарфоровой фотографии, ни одной неиспохабленной эпитафии, — матерные визги, неспешно выбитые подручным инструментом на теле лежащих памятников. «Бей жидов» — на стенах склепов и усыпальниц. И, самое страшное и подлое в своей беспомощности, — сброшенные навзничь еврейские памятники-деревья с обрубленными бетонными сучьями, под которые, чтобы хоть место сохранить, подведены родственниками цементные подушки.

Только испытав шок от этого шабаша, можно воскликнуть: «Для всех антисемитов я — еврей!» — потому что, глядя перед собой, сказалось бы: «Для всех фашистов, для их приспешников». Словом, каким-то образом, отделяясь от современности и отзываясь на память, а тут — никакой памяти — прямое ощущение ужаса, позора и ненависти. И желание что-то сделать. Вот он и сделал: написал «Бабий Яр»[649].

Но эстафета была продолжена постановлением №988 Киевского горисполкома от 26 июня 1962 года и решением № 1603 от 15 октября 1963 года: 27 гектаров территории ликвидированных Староеврейского и Караимского кладбищ передавались Управлению зеленой зоны для проектирования и строительства на ней парка отдыха и стадиона. В конечном счете на месте могил был начат, но так и не закончен стадион «Авангард», а рядом вознеслась на свои 385 метров самая высокая тогда в мире цельносварная конструкция — Киевская телебашня, пущенная в строй в 1973 году.

Заинтересованным гражданам, т. е. родственникам похороненных, предлагалось перенести своих покойников на новое, в 1959 году открытое Берковецкое еврейское кладбище или на другие кладбища (например, Байково), а те надгробные сооружения (памятники, плиты, ограды), что после 1 января 1963 года (уже через полгода!) останутся бесхозными, снять и оприходовать.

А легко ли могилам быть не бесхозными, если дети и внуки захороненных в них десятками тысяч были расстреляны в наиближайшем яру?

Неминуемо обнаружилось, что на кладбище есть могилы ряда выдающихся в том или ином отношении людей, таких как цадики и родственники раввина Тверского, сионисты Мандельштам, Борухов и Сыркин, герой-большевик А. Горвиц, мемориалы жертвам многочисленных киевских погромов, которые требовали к себе особого и политически выверенного отношения[650]. В Киеве тогда все же нашлось с полторы тысячи еврейских семей, оказавшихся в состоянии за отпущенные им полгода перенести поруганные могилы своих предков на другие кладбища, но десятки тысяч выморочных еврейских надгробий, не пригодившихся никому, включая немцев, были Киевским горсоветом уничтожены или утилизированы.

Само решение мотивировалось еще и тем, что Еврейское кладбище, видите ли, одичало и заросло, а большинство могил разрушено еще во время немецкой оккупации. О поразившем Некрасова перманентном осквернении еврейских могил в военное и послевоенное время своими, домашними антисемитами в постановлении ни слова.

Больше всего мне тут нравится это «еще», без утайки выдающее известную преемственность. Антисемитизм, по сути, был приравнен к природным катаклизмам и явлениям неодолимой силы, а некрополь, который по своей величественности и исторической значимости мог бы стоять в одном ряду с сохранившимися еврейскими кладбищами Варшавы, Праги и других оккупированных немцами европейских столиц, приказал долго жить.

Антисемитская часть гражданского общества — те самые пересмешники-хохмачи с коронным номером «Стярющка не спеща...» — тоже не сидели сложа руки: они подросли и крушили уцелевшие после немцев еврейские могилы на любом еврейском кладбище, будь то старое Лукьяновское или новое Берковецкое, или старое, но общее (не-еврейское) Байково.

Так что не стоит удивляться: ситуация с еврейскими могилами на Байковом кладбище была немногим лучше! В октябре 1958 года неизвестные повалили там 39 еврейских памятников[651], на некоторых оставляя надписи: «Начинаем с мертвых, кончим живыми», а перед Пейсахом 1962 года — разбили аж 50 памятников[652].

1962 год смело можно считать одним из пиковых в контексте антисемитизма. Именно тогда, после осенних праздников, закрыли синагогу во Львове и едва не закрыли в Киеве. Тогда же, точнее, в 1961-1963 годах в Киеве, Львове и других городах Украины прошли процессы, связанные с так называемыми «экономическими преступлениями» и с многочисленными приговорами к расстрелу. На них в качестве обвиняемых проходило очень много евреев, а среди приговоренных к расстрелу их доля превышала 80 % (и это при 2 % в населении!)[653].

Но не упустим и континуальности антисемитизма в СССР и, заодно, особой притягательности еврейских кладбищ для вандалов-антисемитов. Вот, например, вопиющий подмосковный кейс 1959 года.

4 октября, в первый день еврейского Нового года, православные пассионарии-антисемиты подожгли в подмосковной Малаховке местную синагогу — крошечную деревянную синагогу-избу, а заодно и сторожку смотрителя местного еврейского кладбища Голдовского. Синагогу спасли, а сторожка сгорела, причем в дыму задохнулась жена сторожа[654]. Весь поселок и даже Казанский вокзал были обклеены тогда машинописными листовками с призывами «Бей жидов, спасай Россию», подписанными «Комитетом БЖСР [Бей жидов, спасай Россию]» или «ЦК ОРН [Освобождение русского народа]», с приписками о чрезвычайной богоугодности миссии избавления от евреев[655].

Но здесь, в Киеве, на Лукьяновском еврейском кладбище, по-над Бабьим Яром, это ликующее и быкующее надругательство воспринималось иначе — по-особенному сверхсимволично. А именно — как эстафетное продолжение расстрела 20-летней давности и как торжество варварского интернационала антисемитов. Эдакое «Антисемиты всех стран, сортов и времен, соединяйтесь!».

Но тогда и вопрос: а не гитлеровская ли это, в конечном счете, победа?..

1958-1962. Синица, Дриз, Боярская и Лифшицайте

Стык 1950-х и 1960-х годов — это излет хрущевской оттепели в СССР и, одновременно, взлет и обострение антисемитизма на Украине. Это противоречивое влияние испытали на себе многие художники и музыканты.

Начнем с художников. Борис Иванович Пророков (1911-1972) — советский график, народный художник СССР, член-корреспондент Академии художеств СССР, художник «Крокодила» (с 1938). В 1958—1959 годах он написал серию «Это не должно повториться!», в том числе рисунок «У Бабьего Яра» (тушь, акварель).

В 1960 году полотно «Бабий Яр» в оригинальной технике флоромозаики создал еще один «бойчукист» — Григорий Иванович Синица (1908-1996). По легенде, он и сам чуть не угодил в Бабий Яр — случайно, провожая кого-то из своих еврейских друзей: такая же история, что и с Титовой. Гонения на самого Синицу в СССР пришлись на 1960-е годы. Из-за обвинений в «формализме», «национализме» и «абстракционизме» он вынужден был в 1968 году переехать из Киева в Кривой Рог, где после его смерти был открыт персональный музей художника.

А в 1962 году, отсидев свое в ГУЛАГе, свой цикл картин «Бабий Яр» написал Иосиф Наумович Вайсблат (1898-1979). Выделяется и его рисунок «Перед расстрелом»[656].

1964 годом датируется скульптура Валентина Андреевича Галочкина (1928-2006) «Бабий Яр» (другое название — «Насилие»). Образ беременной женщины, рассеченной надвое, отсылает к памяти о жертвах