Император Юстиниан Великий и наследие Халкидонского Собора - Михаил Вячеславович Грацианский

href="ch2-71.xhtml#id483" class="a">[71]. Таким образом, по сути католик Р. Хааке полностью присоединяется к выводам протестанта Э. Швартца.

Следующим по времени очерком церковной политики Юстиниана являются главы, написанные католиком-ренегатом Хансом-Георгом Беком для многотомного «Справочника по церковной истории»[72].

Бек, рассматривая отношение историков к эпохе Юстиниана с позиций 70-х гг. ХХ в., говорит о двух мнениях, бытующих среди исследователей: одни, как Швартц, говорят о зигзагообразном курсе императора, другие — о неизменно последовательной политике[73]. В качестве отправной точки автором предлагается некое промежуточное решение: соглашаясь, что в своих мечтах Юстиниан исходил из представления о единой Империи (что заставляло его добиваться единства Церкви), Бек, тем не менее, допускает наряду с этим наличие вполне благочестивых мотивов императора, побуждавших его глубоко вникать в церковные дела[74]. Другой проблемой, по мнению Бека, является степень реального участия Юстиниана в богословском творчестве его эпохи, которую столь же трудно установить, как и степень участия императора в формировании «Юстинианова» законодательства. Еще одной проблемой, или фактором, является Феодора, влияние которой хотя и несомненно, однако же реальный его масштаб определить трудно[75].

Относительно мотивов императора Юстина, подвигнувших его заключить унию с Римом, и роли в этом Юстиниана Бек утверждает, что им двигало желание утвердиться на троне в ситуации, когда население столицы было настроено прохалкидонски. Кроме того, сыграл роль фактор Виталиана. В целом Бек полагает, что в данном случае Юстин и Юстиниан шли на поводу у событий и лишь закрепили своими действиями волю населения столицы и ее клира[76].

В остальном изложение Бека является весьма взвешенным. Он хорошо передает внешний ход событий церковной политики Юстиниана, не вдаваясь в спор касательно подоплеки каждого из них, как это и полагается в кратком обобщающем очерке; в нем не содержится необоснованных выпадов и претензий к Юстиниану, а также отсутствуют попытки голословно принизить его роль в описываемых событиях. В связи с этим здесь можно воздержаться от подробного обзора этих частей работы Бека, тем более что она излагает события в их общепринятой хронологической последовательности, представленной нами при анализе более старых общих работ.

Следует, впрочем, отметить, что в одном пункте позиция Бека совпадает с позицией Швартца, а именно в пункте отношения к причинам и следствиям спора о Трех Главах. Здесь Бек, как и Швартц, беспощаден, ярко демонстрируя при этом свой католический background. Он пишет: «Нападки на Феодорита раскрыли не только полное отсутствие чувства терминологического развития, но также и утрату церковно-политического приличия»[77]. Далее, так же как и Швартц, Бек приписывает сложный и тяжелый спор о Трех Главах интриге Феодора Аскиды, который, как тайный оригенист, отомстил Церкви и Юстиниану лично за осуждение своих собратьев-оригенистов[78]. В заключение Бек полагает, что Юстиниан в конце жизни действительно обратился к афтартодокетизму[79]. При этом он не рассматривает в подробностях все сохранившиеся данные источников, а также мнения, высказанные на этот счет разными исследователями.

Итоги церковной политики Юстиниана Бек подводит следующим образом: «С политической точки зрения его деятельность в церковной сфере могла представляться последовательной, для самой церковной истории она начинается многообещающе православно, затем уклоняется в теопасхизм — так, однако, чтобы около 536 г. действовать прямо-таки с полной преданностью папе. Затем путь приводит к Трем Главам, и он (Юстиниан. — М.Г.) принес старое, трезвое, драгоценное богословское наследие в жертву политики, которая сама по себе была безнадежной»[80]. Основным недостатком данного высказывания является то, что Бек так и не вскрыл, какие, собственно, конкретные цели ставила перед собой эта политика кроме общей и отвлеченной цели достижения единства веры в Империи. При этом Бек дает понять, что в политике Юстиниана он считает ошибочными как раз те моменты, которые шли вразрез с линией римских пап.

Среди всего массива литературы, посвященной церковной политике Юстиниана в отношении антихалкидонитов, бесспорно, следует выделить раздел монументального труда «Иисус Христос в вере Церкви» немецкого католического ученого Алоиза Грилльмайера. Данный труд, начатый автором, в настоящее время продолжается его преемниками и является незаменимым пособием при изучении всех аспектов исторического развития христологии Церкви, особенно в период накануне и после Халкидонского Собора (451 г.). Определить жанр этого труда непросто[81]. Мы все же склонны считать его масштабным справочным пособием, дающим необходимый контекст и инструментарий для исследователя отдельных сюжетов. Следует констатировать, что в силу необыкновенно широкого охвата соответствующего материала труд А. Грилльмайера представляет собой некое общее «изложение христологии постхалкидонского времени»[82], по-видимому не претендующее на одинаково глубокий анализ всех затрагиваемых аспектов[83].

Раздел, посвященный исключительно интересующему нас вопросу, называется «Действия Юстиниана I на богословском поприще (518–527 и 527–565)»[84] и представляет собой 3-ю часть 2-го раздела 2-го тома упомянутой работы А. Грилльмайера, носящего название «Константинопольская Церковь в VI в.»[85].

Интересующий нас раздел можно считать исключительным явлением в историографии вопроса. Отдавая дань историографической традиции, автор делает в нем попытку представить самостоятельную детальную картину богословской стороны деятельности Юстиниана, вписанную в контекст развития христологии Церкви в постхалкидонский период.

Как сразу заявляется в названии третьей части упомянутого тома, хронологические рамки изучения деятельности Юстиниана начинаются уже с периода правления его дяди Юстина I. Соответственно, первая тема, которую рассматривает А. Грилльмайер в первой главе[86], — история скифских монахов и формулы unus ex Trinitate passus est carne. Автором приводится весьма полный анализ богословского и исторического контекста, в котором возникла и применялась данная формула как до, так и после того, как она была актуализирована и задействована скифскими монахами. На этом этапе автором совершенно справедливо подчеркивается вторичность роли Юстиниана в этом проекте, который был изначально инициирован и продвигаем другими лицами.

Вторая глава[87] рассматривает целый ряд аспектов периода самостоятельного правления Юстиниана, касающихся отношения к антихалкидонитам-севирианам и их предводителю — Севиру Антиохийскому. Основной задачей при этом для Грилльмайера является не прояснение «изменчивой церковной политики», но «выстраивание Юстиниановой христологии»[88]. Сразу же в преамбуле к этой главе автор формулирует и свое приятие традиционного тезиса о влиянии Феодоры на церковную политику Юстиниана. Вполне в русле воззрений Э. Швартца и многих других немецких исследователей говорится о «ярко выраженном севирианском настрое» Феодоры, влиявшем на политику ее супруга[89]. В рамках этой главы рассматривается собеседование 532 г.[90]; достаточно кратко и пунктирно затрагиваются последующие события вплоть до Константинопольского Собора 536 г.[91] Анализируется Грилльмайером содержание важного догматического послания Юстиниана к александрийским монахам[92] с акцентом на изучение христологических понятий. Остальная часть главы содержит