Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

собрание. Затем они рискнули покинуть Капитолий, и Брут произнес, речь, которую приготовил для сената. Сердца слушателей эта речь не тронула. Кассий пытался сказать что-то еще, но был встречен холодным молчанием. Освободители вернулись на Капитолий, а после того, как толпа стала редеть, тайком разошлись по домам. Антоний, рассчитывая на то, что Цезарь назначил его своим наследником, забрал у оцепеневшей Кальпурнии все бумаги и деньги, которые диктатор держал у себя во дворце; одновременно с этим он тайно призвал в Рим ветеранов Цезаря. Семнадцатого числа, воспользовавшись своим трибунским авторитетом, он собрал сенаторов и поразил все противоборствующие партии дружелюбием и кротостью. Он принял предложение Цицерона о всеобщей амнистии, согласился с тем, что Брут и Кассий должны получить полномочия провинциальных наместников (что означало для них не только безопасное бегство, но и сохранение власти) на том условии, что сенат утвердит все указы, законодательные акты и назначения, осуществленные Цезарем. Так как большинство сенаторов было обязано своими должностями и доходами именно этим актам, они согласились с Антонием. Когда же заседание сената было объявлено закрытым, Антония провозгласили государственным деятелем, который вырвал мир из пасти войны. Тем же вечером он пригласил Кассия на обед. Восемнадцатого марта сенат собрался снова, признал завещание Цезаря подлинным, проголосовал за то, чтобы устроить его похороны за счет государства, и назначил Антония произнести подобающую в таких случаях надгробную речь.

Девятнадцатого марта Антоний взял завещание Цезаря у весталок, которым оно было отдано на хранение, и прочитал его, сначала перед небольшим, затем перед более крупным собранием. Цезарь объявлял в нем, что свое частное состояние он завещает троим внучатым племянникам и (к изумлению и негодованию Антония) провозглашает одного из них, Гая Октавия, своим приемным сыном и наследником. Диктатор, разбивший свои сады с намерением сделать из них публичный парк, завещал их народу; кроме того, он завещал каждому римскому гражданину по 300 сестерциев. Известия об этих благодеяниях мигом облетели весь город; и когда двадцатого марта на Форум вынесли тело Цезаря, набальзамированное во дворце, почтить его собралось огромное множество народа, среди которого были и ветераны Цезаря. Представляется, что сначала Антоний обратился к ним осторожно и сдержанно; но чем дальше он говорил, тем больше давал волю своим чувствам и красноречию. Когда он поднял со сделанных из слоновой кости носилок разорванную и окровавленную тогу, в которой был заколот Цезарь, эмоции толпы вышли из-под контроля. Посреди оглушительного плача и бешеного крика люди принялись отовсюду сносить дрова и разожгли костер под покойным. Ветераны бросали в огонь свое оружие как приношение божеству, актеры — свои костюмы, музыканты — свои инструменты, женщины — самые дорогие свои украшения. Выхватив из огня головешки, некоторые энтузиасты бросились поджигать дома заговорщиков, но эти здания были взяты под надежную охрану, а их владельцы бежали из Рима. Большая часть собравшихся оставалась у тлеющего костра всю ночь; многие иудеи, благодарные Цезарю за его мягкие по отношению к ним законы, находились там три дня, распевая свои погребальные песни. Все эти дни в городе назревал мятеж; в конце концов Антоний приказал своим солдатам восстановить порядок и сбросить самых упрямых мародеров с Тарпейской скалы.

Антоний был только половиной того существа, которое раньше носило имя Цезаря; так Август станет другой его половиной. Антоний был отличным полководцем, Август — выдающимся государственным деятелем. Ни в одном из них обе стороны личности Цезаря не были совмещены. Родившийся в 82 г. до н. э., Антоний провел значительную часть жизни в военном лагере, а еще бо́льшую — в погоне за женщинами, вином, хорошей пищей и развлечениями. Хотя он и происходил из старинного рода и был красив и строен, в нем были воплощены доблести, свойственные скорее человеку из простонародья; телесная крепость, животная отвага, добросердечие, щедрость, мужество и верность. Он произвел неблагоприятное впечатление даже на Цезаря, держа в Риме гарем, где содержались наложнццы и наложники, и путешествуя в своих носилках вместе с греческой куртизанкой{437}. Он купил на аукционе дом Помпея, занял его, а затем отказался за него платить{438}. Теперь он нашел в бумагах Цезаря или, как говорят недоброжелатели, сам вписал в них все то, что было ему по сердцу: назначения для друзей, указы, помогающие достижению его целей, чаевые для себя; за две недели он расплатился с полуторамиллионными (если считать в долларах) долгами и стал богатым человеком. Он присвоил 25 000 000 долларов, хранившихся Цезарем в храме богини Опс, и взял еще 5 000 000 из личной сокровищницы Цезаря. Обратив внимание на то, что Децим Брут, которого Цезарь назначил губернатором Цизальпинской Галлии, принял эту доходную должность, будучи одним из соучастников убийства Цезаря, Антоний провел через народное собрание закон, передавший в его руки контроль над этой жизненно важной провинцией и утешивший Децима местом губернатора Македонии. Подобным же образом Марк Брут и Кассий вынуждены были уступить Дециму Македонию, а Сирию — Долабелле и поделить между собой Кирену и Крит.

Напуганный ростом власти Антония, сенат пригласил в Рим приемного сына Цезаря, призванного сыграть роль противовеса. Гай Октавий, который станет впоследствии самым великим государственным мужем римской истории, в 44 году был восемнадцатилетним юношей. По устоявшемуся обычаю он принял имя нового отца. Добавив к нему свое собственное в качестве определения, он станет называться Гай Юлий Цезарь Октавиан, пока семнадцать лет спустя не прибавит к нему еще и возвышенное имя Августа, под которым его и будут помнить последующие столетия. Его бабка была сестрой Цезаря Юлией; его дед — банкиром из плебейского рода в Вел играх в Лации. Отец его служил в должности плебейского эдила, затем претора, наконец, наместника Македонии. Мальчик бвш приучен к спартанской простоте, в детстве ему преподавали греческую и римскую литературу и философию. В последние три года он прожил немало времени во дворце Цезаря. Одним из самых прискорбных обстоятельств последних лет жизни Цезаря было именно отсутствие законного сына, а одним из самых выдающихся проявлений его проницательности — усыновление Октавия. Он брал юношу с собой в Испанию в 45 г. до н. э. и с удовольствием наблюдал за тем, с какой отвагой этот хрупкий, впечатлительный, болезненный мальчик переносит тяготы и опасности похода. Он был заботливым наставником Октавия в искусствах войны и управления государством{439}. Множество сохранившихся статуй сделали нам очень близко знакомой внешность этого человека: утонченного, изысканного, задумчивого, в одно и то же время неуверенного в себе и решительного, уступчивого и цепкого. Идеалист должен был стать реалистом, человек мысли с усилием над собой