Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов

преступлений называется «катынским расстрелом», или «катынским преступлением», несмотря на то что в Катынском лесу захоронена лишь часть жертв, потому что именно эти захоронения были в 1943 г. широко использованы немецкой пропагандой и оставались единственным точно известным местом погребения польских военнопленных в течение многих десятков лет.

До 1990 г. Советский Союз последовательно отрицал свою вину. Опубликованное в 1944 г. сообщение Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров (работала под руководством Н. Н. Бурденко)[988] было официальной позицией советского руководства и даже представлялось в качестве одного из доказательств на Нюрнбергском процессе, где катынское преступление стало частью обвинительного заключения[989]. Во время процесса, где и обвинение, и защита смогли предъявить по три свидетеля, катынский вопрос оказался одним из самых спорных и громких пунктов, но ясность в него не была внесена и эта тема не упоминалась в приговоре трибунала – возможно, потому, что советские доказательства не убедили большинство судей[990].

Проблема Катыни время от времени поднималась на Западе (самым известным является расследование катынского дела комитетом американского Конгресса под руководством Р. Мэддена в 1951–1952 гг.). Официальной советской реакцией были ссылки на сообщение комиссии Бурденко.

После изучения Н. С. Лебедевой, Ю. Н. Зорей и В. С. Парсадановой документов Управления по делам военнопленных НКВД СССР (далее – УПВИ) и материалов конвойных войск[991] стало ясно, что доводы комиссии Бурденко не могут быть верны, поскольку пропавшие весной 1940 г. военнопленные из трех лагерей в документации УПВИ (включая сводные документы) позднее также не числятся, сами военнопленные из Козельска переведены в Смоленск и Гнездово. На основании этого и других косвенных аргументов (вроде частичной корреляции списков на отправку 1940 г. и эксгумационных 1943 г.) в апреле 1990 г. советское руководство признало, что виновными в катынском расстреле были Л. П. Берия и его подручные (И. В. Сталин не упоминался).

В октябре 1992 г. были рассекречены документы из т. н. «закрытого пакета № 1»1, включая записку Л. П. Берии И. В. Сталину от марта 1940 г. как с предложением расстрелять около 25 тыс. польских военнопленных и узников тюрем, так и с положительными резолюциями И. В. Сталина и других членов Политбюро; протоколы решений Политбюро, содержащие решение о расстреле, и выписки из них; письмо председателя КГБ А. Н. Шелепина Н. С. Хрущеву от марта 1959 г. с подтверждением информации о расстреле примерно 22 тыс. из них. Изображения документов были опубликованы в Польше сразу же[992][993], в России тексты с фрагментами изображений – в январском номере «Вопросов истории» за 1993 г.[994]

Дополнительные важные документы были обнаружены в Отраслевом государственном архиве Службы безопасности Украины. Они посвящены обнаружению в 1969 г. в Харькове могил поляков из Старобельского лагеря. Внутреннее расследование КГБ 1969 г. показало, что все они расстреляны в 1940 г. В переписке между харьковским КГБ и Центром (Ю. В. Андроповым) обсуждались меры по конспирации – распространение слухов, будто захоронения принадлежат расстрелянным немецким дезертирам или инфекционным больным (тиф, холера, сифилис). Составлялись планы по уничтожению могил, но сделать это в полной мере не удалось. В конце 1980-х гг., когда тема снова всплыла, КГБ УССР снова провел внутреннее расследование и еще раз подтвердил как захоронение расстрелянных НКВД поляков, так и попытки КГБ в 1969 г. и начале 1970-х гг. затереть следы[995].

Важными источниками являются свидетельства многих бывших сотрудников НКВД в начале 1990-х гг., самыми значимыми из которых стали показания П. К. Сопруненко (в 1940 г. – капитан госбезопасности, начальник Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР), Д. С. Токарева (в 1940 г. – майор госбезопасности, начальник УНКВД по Калининской области) и М. В. Сыромятникова (в 1940 г. – сотрудник УНКВД по Харьковской области)[996].

В 1990-е гг. на территориях Пятихаток и Медного сначала Главной Военной прокуратурой совместно с польскими следователями (1991), а затем польскими экспедициями (1994–1996) производились частичные эксгумации и зондажные работы, в результате которых в Медном обнаружены останки не менее 2 358 человек (243 + 2115), в Пятихатках – не менее 2 312 человек (167 + 2145)[997].

В результате раскопок доказано, что в данных местностях захоронены тела польских военнопленных, переданных в распоряжение УНКВД Калининской и Харьковской областей весной 1940 г. Тела были в соответствующих униформах, с польскими знаками различия и отличия, частично с документами, идентифицирующими личность (одна из причин хорошей сохранности документов – жировосковая трансформация многих трупов), с тысячами предметов вроде вырезанных из дерева сувениров с сюжетами из Старобельского и Осташковского лагерей, многочисленные эфемеры (письма, газеты, дневники). Не было обнаружено ни одного документа (письма, газеты или дневниковой записи) позже весны 1940 г. Таким образом, время смерти установлено без какого-либо сомнения.

Несмотря на вышеперечисленные доказательства, на протяжении всего постсоветского периода в определенных кругах (прежде всего неосталинистских и националистических) пользуется популярностью утверждение о невиновности Сталина и НКВД в катынском расстреле. В данной статье люди, отстаивающие этот тезис, для краткости будут называться катынскими отрицателями или же негационистами (от латинского negare – «отрицать»). Негационизм – это вид исторического псевдоревизионизма, целью которого является не объективный пересмотр истории на основе доказательств, а подгонка доказательств любыми средствами под заданную цель (чаще всего идеологическую), которой является отрицание какого-либо твердо установленного исторического факта, чаще всего какого-либо преступления.

Появление катынского отрицания было неизбежно, поскольку феномен негационизма сопутствует практически любым историческим сюжетам, связанным с массовыми убийствами, наиболее известным примером чего является отрицание Холокоста. Его отрицатели опираются на псевдокритический анализ большинства основных типов источников:

• ключевых документов (большинство из которых у них оказываются «фальшивками» или неверно истолкованными, заявления о чем делаются с большой легкостью, но без веских оснований);

• свидетельских показаний (обвиняются в тотальной лжи, чаще всего без принятия во внимание нормальных для человеческой памяти аберраций; если речь о свидетельствах со стороны нацистов или коллаборационистов, то они объявляются полученными под пытками или угрозами союзников, в основном без предъявления доказательств этого; не производится различение между свидетельствами, полученными в условиях диктатуры и в относительно свободных странах);

• данных эксгумаций (участники эксгумационных экспедиций часто обвиняются в тотальной фальсификации результатов).

При этом понятно, что в реальности бывают и подложные документы, и вынужденные показания (как это было с советской стороны в Катыни), но в конспирологических теориях негационистов предубежденность принимает поистине грандиозные, утрированные масштабы, когда без достаточных оснований фальсификацией объявляется почти весь массив доказательств из любых, пусть даже независимых друг от друга и авторитетных источников, коль скоро они подтверждают неудобный факт. Это автоматически влечет за собой идею всеобъемлющего заговора. Объявив основные источники подложными, негационисты обычно обращаются к источникам второ– или третьестепенной важности и низкой достоверности, выставляя их «опровергающими» то или иное преступление.

Все