Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

Петербурге Дж. Бьюкенен: в Софии и Белграде мало считаются с мнением России. «Страдая острой формой мании величия, все балканские союзники были намерены удержать в своих руках все области, которые их армии захватили у Турции»{869}. Румынским нейтралам оставалось набраться терпения и выжидать, пока на их улицу придет праздник.

* * *

Российская дипломатия отчаянно и до конца билась против распада Балканского союза, что было мыслимо лишь при сохранении баланса сил между его участниками. Державы Центра, напротив, с самого начала конфликта делали ставку на Болгарию, раздавая софийским правителям щедрые посулы приобретений за счет территорий, на которые претендовали Сербия и Греция. Петербург не мог с ними состязаться на этом поприще, попирая интересы своих подопечных. С предельной четкостью анализировал создавшуюся обстановку посланник в Афинах Е.П. Демидов в депеше от 3 (16) июня 1913 г.: «Линия нашего поведения была ясно намечена Вами в начале кризиса: обеспечить союзникам законные плоды их успехов на условиях равновесия. Только при этом условии, казалось, Россия могла рассчитывать в будущем на благожелательность союза, так как только таким путем он мог быть сохранен. Любое абсолютное преобладание одного из его членов поставило бы остальных в зависимость от наших соперников, не гарантируя нас, однако, от измены со стороны преобладающего его элемента, который стремился бы увеличиться за счет ослабления сторон. В настоящем случае я подразумеваю, конечно, преобладание Болгарии. Я бы привел такие же доводы в отношении возможной гегемонии Греции или Сербии. В настоящий момент вопрос, мне кажется, не в том, чтобы выбрать между Болгарией и Сербией, а в выборе между сохранением союза путем равновесия сил или усиления влияния Австрии путем нарушения его. Следует заботиться об их (т. е. балканских союзников. — В.В.) интересах в свете наших. Наша немедленная задача — отвратить вооруженное столкновение между ними»{870}.

Дипломатический язык выразителен и богат оттенками, в этом убеждаешься, знакомясь с перепиской тех лет, когда важно было избежать в сношениях с союзниками-соперниками таких понятий, как отступление, уступка, компромисс. Министр иностранных дел России С.Д. Сазонов советовал болгарам, не отступая от своих позиций, допускать все же внесение некоторых, ставших необходимыми корректив в достигнутые ранее договоренности. Адресаты не реагировали на филологические нюансы российской стороны в демаршах к ним.

Венцом миротворческих усилий отечественной дипломатии явилось предложение сократить численность армий участников войны до одной трети или даже четверти прежнего состава, что должно было охладить воинственные страсти. Демобилизации не произошло, страсти разгорались.

Николай II, кайзер Вильгельм и британский король Георг V порознь обратились к Софии с призывом не провоцировать новых военных действий. Никакого отклика их демарш не имел.

Но вскоре произошло подписание протокола между Сербией и Грецией, предусматривавшего общую политику в отношении Болгарии, за которым последовало заключение военной конвенции. Две страны заранее готовились к отпору болгарскому нападению. Реакция в Софии не имела ничего общего с благоразумием, военные круги выражали уверенность, что армия одолеет совместные сербо-греческие силы, общественность, окрыленная и опьяненная победами превосходной болгарской армии в 1912 г., не мешала им заблуждаться. Встреча глав правительств Сербии и Болгарии Н. Пашича и И. Гешева в Цариброде выдалась «невыразимо холодной»; «казалось, что мы едем присутствовать на погребении Балканского союза», — писал один из свидетелей. Так оно и было. «С мучительным чувством узнали мы, — говорилось в телеграмме царя Николая от 26 мая (8 июня), — что балканские государства готовятся к братоубийственной войне, способной омрачить славу, приобретенную совместно». В своих ответах монархи Сербии и Болгарии свалили друг на друга вину за скатывание к катастрофе. 13 (26) июня С.Д. Сазонов предпринял еще одну попытку предотвратить междоусобное побоище. Он объявил румынскому посланнику, что в сложившихся обстоятельствах Россия прекратит поддержку Болгарии в ее конфликте с Румынией, считая, что давление последней в Софии поможет предотвратить войну. Но и эта угроза не остановила болгарских шовинистов{871}.

* * *

Принципиальное решение о нападении на союзников совет министров Болгарии принял 9 (22) июня. В ночь на 17 (30) число ее войска атаковали сербские и греческие позиции на широком фронте. Нельзя сказать, что противника застали врасплох. Еще 9 июня германский посланник в Афинах сообщал в Берлин: «Греческое правительство имеет достоверные сведения, что болгарское сосредоточение войск закончится к 18 июня и болгары без объявления войны перейдут в наступление»{872}. Дипломат ошибся всего на одни сутки. Подчиняясь роковому приказу царя Фердинанда в ночь на 17 (30) июня нападение состоялось. Относительным успехом оно сопровождалось всего один день, уже 18 числа вчерашние союзники перешли в контрнаступление. Болгарская операция провалилась, задуманный молниеносный удар обернулся для Софии катастрофой.

Румынии царь Фердинанд преподнес большой подарок. Сомнения, колебания, опасения кончились. Следовало, не мешкая, вступать в дело. Белград и Афины уже раньше обращались в Бухарест с предложениями о союзе. Премьер-министр Т. Майореску забыл о прежних своих заверениях не сотрудничать с Сербией. Румыния не развязывала межсоюзническую войну, а вступала в нее на стороне жертв агрессии, по счастливой случайности оказавшихся сильнейшей стороной в завязавшейся схватке. У Т. Майореску сложилось впечатление, что она действует с молчаливого согласия держав (за исключением России). Война для Болгарии становилась совершенно безнадежной. Посланник в Софии А.В. Неклюдов доносил в Петербург: болгарским войскам приказано не оказывать румынам сопротивления. Шансы на присоединение Южной Добруджи стали реальными, не могла же страна остаться — единственной — без всякого территориального приращения. 20 июня последовало объявление о мобилизации в румынскую армию, сопровождавшееся взрывом не антиболгарских, а антиавстрийских страстей. Митинги и демонстрации протеста против габсбургского гнета в Трансильвании, где проживало много румын, ущемленных в национальных правах, состоялись в Бухаресте, Крайове, Констанце, Джурджу, Галаце, Плоешти, Сулине, Бырладе, Яссах, Брэиле. Раздавались призывы «Долой коварную Австро-Венгрию!», «Довольно нам австрийской опеки!». Французский посланник Э. Блондель заметил, что несведущий человек решил бы, что речь идет о начале войны с Австрией. И тут нам придется совершить экскурс в историю сложных и запутанных отношений Румынии с Габсбургской монархией.

* * *

В русско-турецкую войну 1877–1878 гг. Румыния вступила как союзник России, в мае 1877 г. парламент провозгласил ее государственную независимость. Российская дипломатия, одна против всех, добилась признания независимости Сербии, Румынии и Черногории на Берлинском конгрессе 1878 г. Румынская армия с честью участвовала в осаде и взятии крепости Плевна. Но затем конфликт вокруг судьбы Южной Бессарабии{873} побудил румынскую олигархию переметнуться на сторону противников России. Последовали демарши в Лондоне, Вене и Стамбуле с предложением военной помощи трем державам — Великобритании, Австро-Венгрии и Турции — в их столкновении с Россией, которое в Бухаресте