Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов

в Вильне. Залмана допрашивали в Тайной экспедиции, где рассматривались дела по государственным преступлениям. Ему был предъявлен ряд обвинений: в создании вредной религиозной секты, изменившей порядок богослужения у евреев, в распространении превратных религиозных идей, в собирании денег для посылки на какие-то тайные надобности в Палестину. В допросе сквозило подозрение в политической не­благонадежности узника, в принадлежности его к тайной масонской организации с революционною программой. Обвиняемый дал на все вопросы обстоятельный письменный ответ на еврейском языке. Пе­реведенный на русский язык, ответ Залмана произвел в Петербурге благоприятное впечатление. На основании доклада генерал-проку­рора царю Павлу I обо «всех обстоятельствах, оказавшихся при ис­следовании», последовало повеление: Залмана и прочих арестован­ных главарей секты освободить, но иметь за ними «строгое наблю­дение, нет ли и не будет ли от них каких потаенных сношений или переписок с развратно толкующими о правительстве и образе прав­ления». В конце 1798 г. Залман был освобожден.

Теперь наступила очередь хасидов мстить своим гонителям. Так как виновниками гонений были старшины Виленского кагала, то ха­сиды решили свергнуть их и поставить на их место своих единомыш­ленников. При помощи денег виленским хасидам удалось привлечь на свою сторону губернскую администрацию. В начале 1799 года они подали местным властям жалобу на кагальных старшин, обвиняя их в злоупотреблениях и растрате общественных денег. Вследствие это­го несколько старшин было арестовано и на их место были назначе­ны новые из среды хасидов или их друзей. Виленская община раско­лолась. Одни стояли за отрешенных старшин, другие — за новых: враждующие партии посылали друг на друга жалобы и доносы в Пе­тербург. Язва доносительства, не случайно развившаяся именно в пер­вые годы русского владычества в Литве, выдвинула на сцену одну уродливую личность: доносчика-раввина Авигдора Хаимовича из Пинска. Бывший раввин Пинского округа, лишившийся своей дол­жности вследствие происков враждебной ему хасидской части общи­ны, Авигдор больше всего скорбел о потерянных доходах. Долгое время развенчанный пастырь тягался с своей бывшей паствой по раз­ным судам; ничего не добившись, он решил отомстить главарям сек­ты, которой был обязан своим разорением. В начале 1800 г. Авигдор подал на имя Павла I обширное прошение, в котором изобразил сек­ту хасидов, как «вредную и опасную» организацию, продолжающую дело прежних мессианистов-саббатианцев; ловкими толкованиями цитат из хасидских книг доносчик старался доказать, что учители секты внушают своим адептам бояться только Бога, а не людей («Бой­тесь Творца, а не твари»), следовательно — не бояться начальства и даже царя. Доносу был дан ход. В ноябре того же года рабби Залман снова был арестован в Лиозне и отвезен двумя сенатскими курьера­ми в Петербург. Здесь заключенный в крепости цадик, после допро­са, имел очную ставку с своим обвинителем Авигдором. На предъяв­ленные ему 19 обвинительных пунктов Залман и теперь ответил пись­менно, решительно отвергая обвинения в непризнании власти пра­вительства, в безнравственности, в сборе денег и устройстве собра­ний для тайных целей. После допроса Залман был освобожден из-под ареста, но без права выезда из Петербурга до рассмотрения его дела, переданного из Тайной экспедиции в Сенат. Пока в Сенате го­товились к разбору дела, произошел мартовский дворцовый перево­рот 1801 года. На престол вступил Александр I, повеяло новым ду­хом, и 29 марта 1801 г. Залман, по царскому повелению, был отпу­щен из Петербурга. С тех пор он официально стоял во главе белорус­ских хасидов до своей смерти в 1813 году.

Убедившись в безвредности еврейского религиозного раско­ла с государственной точки зрения, правительство узаконило его. Одним из пунктов «Положения» 1804 г. было разрешено сектан­там в каждой общине устраивать свои особые синагоги и выби­рать своих раввинов, с тем только, чтобы кагальное управление было общее для всех частей общины. Закон санкционировал то, что уже вошло в жизнь. Религиозный раскол давно стал совершив­шимся фактом, и междоусобица 1796—1801 гг. была только его заключительным актом. Но для кагальной организации, и без того потрясенной политическими переворотами, эта схизма имела пе­чальные последствия. Кагалы, ослабленные внутренней борьбой, деморализованные доносами и вмешательством правительства, не могли дружно действовать в первые годы александровского цар­ствования, когда правительство проводило свой план «преобра­зования евреев» и привлекало кагальных деятелей к участию в этом деле. Общины юго-западного края, находившиеся всецело под ми­стическим гипнозом хасидизма, очень слабо реагировали на тог­дашний социальный кризис. Еврейские депутаты, дававшие свои отзывы на вопросы правительства в 1803 и 1807 гг., являлись пре­имущественно из белорусских и литовских губерний, где еще не совсем заглохла в еврейском обществе чуткость к реальным поли­тическим интересам.

§ 52. Раввинизм и торжествующий хасидизм

В эпоху, когда в Западной Европе происходило крушение ста­рых форм еврейской жизни, густые еврейские массы Восточной Ев­ропы оставались культурно неподвижными. Обе силы, управлявшие их духовною жизнью, раввинизм и хасидизм, ревностно охраняли все устои старого быта. Неизменною осталась традиционная система воспитания; старая школа — хедер и иешива — с ее исключительно талмудическим образованием давала питомцам большой запас ум­ственной энергии, но не подготовляла к практической жизни: жен­щины совершенно оставались вне школы. Прочно держался патри­архальный строй семьи с ранними браками (в возрасте 13—16 лет), с многолетним кормлением женатых младенцев в доме родителей, с подавляющим многочадием при обычной бедности, с ограничением физических потребностей до пределов истощения и вырождения. Эта патриархальная масса боялась всяких просветительных «новшеств», всякой попытки расширения ее умственного кругозора. Еще не стол­кнулись между собою религиозная и светская культуры. Борьба между хасидизмом и раввинизмом была глубоко захватывающей борьбой только за тип верующего внутри патриархальных общин; старая дис­циплина книжно-обрядового типа боролась с волною восторженно­го мистицизма и слепым культом святых.

Оживился ли застывший раввинизм в этой горячей борьбе? В ту эпоху мы не видим ярких следов оживления, хотя заметны попытки обновления чисто теоретического. Введенный рабби Илией Гаоном метод анализа текстов и изучения Талмуда, взамен сумбурной схо­ластики «пилпула», все более распространялся в иешивах Литвы. Вскоре после смерти Гаона его ученик Хаим Воложинер осно­вал в городке Воложине (Виленской губернии) «большую иешиву», высший талмудический институт, где практиковался новый метод (1803). Однако и обновление метода не могло изменить ни казуистическую природу талмудизма, ни его отношения к сопер­ничающим течениям просвещения и хасидизма. Сам Гаон, допус­кавший еще занятие «безвредными» науками, вроде математики и медицины, боялся философии и даже про великого Маймонида ска­зал, что «проклятая философия свела его с пути», — тем более не мог он и его последователи спокойно взирать на распространение нового «берлинского» вольнодумства. Хасидизм же внушал рав­винам опасения с другой стороны. Эти опасения ясно высказал в своей полемике с хасидизмом Хаим Воложинер («Nefesch ha’chaim», посмертное издание 1824 г.). Хасидизм, говорит