Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

в лесу несли тринадцать или четырнадцать младших смотрителей-лесников, четыре егеря, егерь по отстрелу хищников и их штат. (Существовала также параллельная структура королевских егерей, укомплектованная частью того же персонала: главный выжлятник, ведавший гончими-бакхаундами, главный ловчий, йомены-загонщики и слуги.) На этих должностях выплачивалось очень небольшое жалованье: лесникам платили всего 20 фунтов стерлингов в год, и если бы оно не дополнялось из других источников, то вряд ли могло бы обеспечить средства к существованию[66]. Но на деле лучшие должности щедро дополнялись льготами. Некоторые из них оговаривались официально, такие как использование положенных по штату подсобных помещений, норма сена для оленей, шкала оплаты за каждого законно убитого оленя — самца или самку, использование старых столбов от ограждений на топливо и т. д.; другие льготы не были прямо сформулированы, но прекрасно понятны и санкционированы обычаем, например отбраковка для собственного использования случайных («раненых») оленей, довольно свободное распоряжение древесиной, мелкой дичью и пастбищами; третий вид льгот являлся плодом традиционной коррупции (тайная торговля олениной в свою пользу, получение взяток от браконьеров в качестве платы за молчание)[67]. Не удовлетворяясь этим, высокопоставленные чиновники стремились к совмещению должностей, стараясь сосредоточить в руках несколько постов, и использовали свое влияние в лесных судах, чтобы добиться для себя дополнительных льгот.

Такова была исполнительная власть. Но ее чиновники находились в сложном положении, поскольку они действовали частично в рамках лесного законодательства, а частично в рамках статутного права. Два выездных судьи (один к северу, другой к югу от реки Трент) имели полномочия отправлять лесное правосудие. Тонкости этого законодательства различались от леса к лесу, но во всяком случае ясно, что оно не было настолько неэффективным, как полагали некоторые авторитетные правоведы[68]. В Виндзоре на правонарушителей сначала можно было пожаловаться в суд по наложению ареста, или Сорокадневный суд[69], а затем (если жалобу признавали обоснованной) дело передавалось в суд Суанимота (или Суэйнмота), который заседал нечасто, либо в Виндзоре, либо в Уокингеме[70]. Суд Суанимота состоял из председателя — королевского стюарда, четверых вердереров (избираемых, как и члены администрации графства, полноправными гражданами) и двенадцати или более регардеров (лесных смотрителей, надзирателей), назначаемых от разных районов леса[71]. Суд имел полномочия выносить обвинительные приговоры и налагать штраф, но он оставался лишь судом по наложению ареста; его приговоры не подлежали исполнению до тех пор, пока их не заверят печатью вердереров и присяжных. После этого они рассматривались в заседании суда под председательством главного судьи выездного суда. Однако ни один такой выездной судья фактически не заседал в лесу со времен правления Карла I; следовательно, ни один преступник не был официально осужден в течение почти ста лет[72].

Управление Виндзорским лесом, около 1723 года

Такова была система должностей, связанных с управлением лесами. Но жители лесных районов могли, кроме того, подчиняться местной власти своего лорда-владельца поместья и его манориального суда, и, конечно, юрисдикции мировых судей, существовавшей независимо от всех этих ветвей власти.

Генеральный инспектор лесов ведал только вопросами, касающимися лесоводства, возобновления посадок и т. п. Но лорды-комиссары Казначейства совали нос во все дела, контролируя все жалованья, судебные расходы, перестройку охотничьих домиков и др. А солиситор Казначейства участвовал во всех крупных судебных процессах.

Ветви власти могли пересекаться (или объединяться) благодаря совмещению должностей в одних руках: так, Уилл Лоруэн, главный егерь, состоял также помощником лесничего Нью Лодж Уок, в то время как Бэптист Нанн был заместителем судьи лесных судов и главным егерем, охраняющим дичь от браконьеров, к каковым постам он прибавил должность помощника лесничего Линчфорд Уок и должность привратника и хранителя въездных ворот Виндзорского замка (в котором имелась еще одна, отдельная чиновничья структура).

* Здесь и далее под выездным судом будет пониматься преимущественно то, что по-английски обозначается «Justice in Eyre» (второе существительное восходит к старофранцузскому erre, а то, в свою очередь, к латинскому iter — путь, дорога, поездка). При переводе названия такого выездного суда на русский язык как «суд Эйра», что иногда встречается в отечественной историографии, есть риск прочтения слова «Эйр» в качестве имени собственного, каковым оно не является. Другие виды выездных судов (ассизы, суды квартальных сессий) будут обозначены в тексте особо. — Прим. ред.

~ ~ ~ ~ ~

В этих обстоятельствах легко подсмеиваться над лесными судами как над отжившими памятниками старины, сохраняемыми исключительно для того, чтобы служить оправданием некоторым бездельникам — обладателям синекур[73]. В 1809 году парламентские комиссары сочли, что от решений суда Суанимота «легко уклониться, как от „узаконенной“ собаки, слишком изувеченной, чтобы ловить дичь»[74]. Но если речь идет о начале XVIII века, то такое толкование фактов ошибочно. На деле суды все же располагали тогда определенными полномочиями, и если их было недостаточно, чтобы остановить богатого преступника, то, безусловно, хватало на то, чтобы доставить неприятности беднякам. Во-первых, суд мог арестовать самих правонарушителей, если тех ловили с поличным (в замке имелась темница или «угольная яма», где их могли держать), либо их имущество, в ожидании освобождения под залог или заседания Суанимота[75]. Во-вторых, лесные должностные лица имели полномочия на конфискацию в упрощенном порядке оружия и силков, собак и незаконно добытых партий лесоматериалов или торфа. В-третьих, преступников, признанных виновными судом Суанимота, могли обязать явиться на следующее заседание выездного суда, внеся залог, который, однако, был слишком высок для бедняка[76]. В конце концов — и, возможно, в силу последнего обстоятельства — у судов явно вошло в обычай принимать штраф «по компромиссному соглашению», тем самым отказываясь как от совершенно безнадежного ожидания акта правосудия со стороны именно выездного суда, так и от залогов, которые в противном случае подсудимым пришлось бы где-то добывать[77]. Весьма вероятно, что такое компромиссное соглашение при мелких правонарушениях оценивалось примерно в 5 фунтов стерлингов[78].

Этот вопрос в истории права остается неясным, потому что крупный правонарушитель — джентльмен или состоятельный йомен, который огораживал свои земли, перекрывая проходы оленям, и заготавливал лес оптом без разрешения, — мог легко позволить себе заплатить залог, а затем безнаказанно продолжать свои противозаконные действия. Против таких нарушителей корона пыталась принимать меры, подвергая их гораздо более дорогостоящей процедуре официального обвинения в совершении преступления в суде Казначейства. Мелкие правонарушители, находящиеся под бдительным оком лесных властей и зависящие от них в деле получения лицензий и других льгот, едва ли могли отважиться на такое неповиновение; и даже если выездной суд никогда не заседал, он был вправе посылать к нарушителям судебных исполнителей, «которые устраивают им такие преследования