Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

в провинциальных городах из-за нехватки продовольствия, милицейского насилия, острых социальных и этнических проблем, число которых резко выросло на рубеже 1950–1960-х годов[70].

Разумеется, все вышеперечисленное было общим направлением движения (или только пополнило список упреков, высказанных Хрущеву в процессе его отставки), но не обязательно реализовывалось в полной мере на практике[71]. Или же попытки реализации таких идей в условиях складывающейся политической конъюнктуры и воздействия различных групп влияния приводили к результатам, далеким от задуманного.

Переход к нефтяной экономике

Следуя правилу «follow the money», самым интересным здесь оказывается вопрос об экономических приоритетах — куда, собственно, новая, постхрущевская власть решила в первоочередном порядке направить инвестиции.

Непосредственными распорядителями советских финансов были два человека. Генеральный секретарь Леонид Брежнев контролировал бюджет и распределял его на удовлетворение своих «клиентел» (об этом мы поговорим ниже). Политбюро, которым он руководил, оформляло принципиальные решения и, например, утверждало объемы эмиссии — неся ответственность за развитие инфляции[72]. Алексей Косыгин в качестве председателя Совета министров СССР курировал работу финансовой системы страны и фактически отвечал за ее текущую бесперебойную работу и баланс бюджета[73]. Он лично утверждал просьбы о выделении финансирования или кредитов в крупных масштабах на нужды министерств[74].

Об этом имеется свидетельство ключевого в данном отношении персонажа — председателя Госплана СССР Николая Байбакова. Вскоре после отставки Хрущева он, тогда председатель Государственного комитета химической и нефтяной промышленности при Госплане СССР (то есть фактически министр химической и нефтяной промышленности), был приглашен на беседу с двумя первыми лицами страны — Брежневым и Косыгиным. Это были собеседования двух новых лидеров страны с будущими членами правительства[75]. В ходе этой беседы ему предложили вновь занять должность председателя Госплана СССР, которую он потерял из-за конфликта с Хрущевым[76]. Тот, например, 5 мая 1962 года на заседании Президиума ЦК КПСС при обсуждении бюджета на 1963 год заявил, что планы должны верстаться Госпланами республик, а Госплан СССР должен обладать маленьким профессиональным аппаратом и выполнять координирующие функции. Это в корне противоречило прежним функциям Госплана и всей традиции советского планирования — да и логике функционирования советской экономики, поскольку исключало возможность реального планирования работ больших корпораций (министерств и отдельных гигантских предприятий, обладающих массой смежников в различных регионах и республиках), которые в ней доминировали.

Косыгин ввел Байбакова как главу Госплана «в курс дел, выделив первоочередные задачи. Речь шла о серьезной перестройке структуры Госплана. „Черное золото“ и газ Сибири становились основной базой топливно-энергетического комплекса страны, крупным источником валюты». В мемуарах Байбаков еще раз настойчиво возвращается к данной теме: «Вспомним… смену экономических паритетов, в первую очередь в области инвестиций, при Брежневе»[77].

Из свидетельства Байбакова становится ясно, почему именно этот профессиональный нефтяник и крупный организатор нефтяной промышленности был назначен главой основного планирующего ведомства СССР и почему первые лица страны — Брежнев и Косыгин столько внимания уделяют вопросам добычи и транспортировки нефти и газа[78]. Байбаков проработал в Госплане 20 лет, но всегда оставался лоббистом нефтяной отрасли[79]. Его младший коллега в этом ведомстве обращает внимание на эпизод, характеризующий предпочтения шефа:

Сотрудники (а их, напомню, было тогда несколько тысяч) относились к нему с большим уважением, можно даже сказать, с любовью, и были весьма огорошены, когда еще в 1984 году он опубликовал книгу воспоминаний «Дело жизни» с подзаголовком «Записки нефтяника» и контуром нефтяной вышки на обложке[80].

Перипетии в газовой отрасли, оказавшейся также в сфере внимания новых советских руководителей, хорошо иллюстрирует примечательный эпизод биографии первого газового министра СССР Алексея Кортунова (1965–1972):

К середине 1963 года у советского руководства сложилось мнение о нерациональном использовании газовых запасов страны. Его поддержали некоторые известные ученые. Основываясь на их докладе, Н. С. Хрущев направил в Президиум ЦК КПСС записку, в которой поставил вопрос о целесообразности быстрого развития газовой промышленности, утверждая, что «природный газ надо беречь для потомков и использовать только на бытовые цели и для нужд химии». После этого работы по строительству газовых магистралей, поиску и разведке новых месторождений были приостановлены. По инициативе А. К. Кортунова в ЦК КПСС, Совет Министров и лично Н. С. Хрущеву была направлена записка, доказывающая недопустимость снижения темпов добычи газа. Ее подписали пять министров: Н. К. Байбаков (Госхимия), В. А. Каламкаров (зампред Госплана по ТЭК), А. К. Кортунов (Главгаз), А. В. Сидоренко (Мингеология) и С. М. Тихомиров (Минудобрений). «Заговор» министров и их нелегкая аппаратная борьба увенчались победой газовой отрасли, которая получила возможность интенсивно развиваться. А. К. Кортунов… в декабре 19б4 года выступил на сессии Верховного Совета СССР. Выступление депутата понравилось членам президиума, в том числе новому партийному лидеру страны Л. И. Брежневу. …Кортунов понимал, что газовой отрасли Советского Союза требуется выход на мировой рынок. В 1967 году советский газ начал поступать в Западную Европу. В 19б9 году было подписано первое стратегическое соглашение о транзите и поставках газа с итальянской фирмой ENI. Вслед за Италией крупнейшими получателями советского газа стали ФРГ, Австрия и большинство социалистических стран Европы. Развернулось строительство магистральных газопроводов не только на территории СССР и стран — членов СЭВ, но и в Афганистане (1967–1968) и Иране (1970–1971). Так газ становится важнейшим фактором не только советской экономики, но и политики[81].

Записные книжки Брежнева за 1965–1972 годы полны записями о планируемых и реализуемых проектах в сфере добычи и транспортировки нефти и газа и об использовании этих ресурсов для покупки западного оборудования и других товаров[82]. Так, например, в сентябре 1967 года появилась запись: «По Италии 1. Решить вопрос по газу. 2. Новикову съездить в Италию по заводу», — что означало процесс подготовки договора обмена поставок газа на поставку труб и промышленного оборудования и переговоры заместителя председателя Совмина СССР по строительству завода ВАЗ. Тут же намечено награждение геологов за открытие газовых месторождений в Тюмени[83]. Через год, в сентябре 1968 года, на фоне последствий вторжения в Чехословакию, Брежнев намечал расширение инвестиций в «сырьевую базу для тяжелой промышленности. Нефть-газ — задача — привести эти продукты в европейскую часть»[84].

Косыгин в свою очередь в конце 1960-х годов определил курс на то, чтобы в рамках «социалистической интеграции СЭВ» привязать (в качестве первоочередной задачи) экономику соцстран к поставкам советской нефти и только потом решать макроэкономические (то есть валютные) вопросы и расширять реальное сотрудничество между предприятиями[85]. Более того, к 1975 году в СССР появились планы прокладки газопровода от основных месторождений Сибири в район Мурманска, чтобы