Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2 - Николай Александрович Митрохин

вызванный сиюминутными впечатлениями и соображениями Первого секретаря, возникал при их создании. Совнархоз фактически был образован на месте четырех республиканских совнархозов в ходе длительной поездки Никиты Хрущева по региону. Уже в ходе поездки он не только разработал идею, но и получил предварительное согласие республиканских чиновников. Среди мер, предлагаемых Хрущевым, была передача всех отраслевых дел на территории региона в управления, находящиеся в городах разных республик, а также передача нефтедобычи и хлопководства на территории части Западного и Южного Казахстана в ведение того же совнархоза. Де-факто шла речь об усилении влияния Ташкента (и в меньшей степени туркменской нефтегазовой столицы — вновь построенного города Небит-Дага) на всю экономическую жизнь региона. В этих мерах, возможно, было рациональное зерно с экономической точки зрения (чтобы успешные нефтяники или строители ирригационных систем получили карт-бланш за пределами своей республики, а хлопок можно было возить на ближайший хлопкозавод по ту сторону межреспубликанской границы, а не на «свой», внутриреспубликанский, находящийся порой за сотни километров), однако по факту они требовали радикальной перестройки границ внутри региона, то есть отмены республиканской структуры управления[102].

Дополнительным аргументом против совнархозов стало создание в начале 1960-х годов Государственных комитетов при Госплане СССР, которые отчасти должны были заменить ликвидированные министерства. Противником совнархозов и сторонником жесткого министерского руководства был Косыгин, который даже во время правления Хрущева мог проинформировать о своей позиции региональных чиновников[103]. Формально совнархозы были осуждены в Отчетном докладе Брежнева на XXIII съезде КПСС в апреле 1966 года за раздробленность системы управления и за нарушения единства научно-технической политики[104].

Таким образом, восстанавливая министерства и усиливая Госплан СССР, Брежнев и Косыгин де-факто ликвидировали одно промежуточное звено в системе управления экономикой. Хрущеву оно казалось панацеей, а его преемникам — абсолютно лишним. Практики — чиновничество среднего уровня — были, по всей видимости, не согласны ни с тем, ни с другими. Их мнение зависело от того, оказались ли они в бенефициарах или в числе пострадавших от нововведения.

При этом Косыгин, как объясняет его бывший помощник Юрий Фирсов, не хотел, чтобы возвращение к министерской системе выглядело только как реставрация прошлого. Он считал, что в идеологию реформы надо заложить обязанности министерств по разработке стратегии деятельности в данной сфере, координацию научно-технической политики и установление «правил игры», то есть различных нормативов в данной сфере. А непосредственное выполнение планов должно было быть переложено в первую очередь на плечи «крупных хозрасчетных объединений», которые должны были получить больше самостоятельности[105].

«Харьковская группа» за спиной профессора Либермана

Для того чтобы решить накопившиеся экономические проблемы в долгосрочной перспективе, помимо уже начавшегося инвестирования в нефтегазовую сферу и обращения вспять части хрущевских начинаний, Политбюро был задуман ряд мер. Ключевым событием стала та часть мер по либерализации экономики, которые на Западе называли по имени их идеолога — «либермановскими реформами». Современникам в СССР они были первоначально известны под официальным названием «хозяйственная реформа», а примерно с 1970 года их название стало тесно увязываться с именем инициатора — председателя Совета министров СССР Алексея Косыгина, и поныне они известны как «косыгинские реформы»[106]. Далее эти выражения будут использованы как равнозначные.

Сами по себе «косыгинские реформы» воспринимаются постфактум как период экономической либерализации. Однако для современников и инициаторов реформа в сфере экономического стимулирования была частью единого комплекса преобразований, связанного с восстановлением вертикального (министерского) принципа управления экономикой вместо «территориального» (совнархозов), а также новым целеполаганием в экономической политике.

Как хорошо известно, эта реформа была идейно подготовлена еще в первой половине 1960-х годов в результате экономической дискуссии, инициированной после публикации в «Правде» статьи харьковского (часто упоминаемого как «провинциального»[107]) экономиста, специалиста по экономике машиностроения Евсея Либермана (сына служащего лесного имения, еще в 1920 году после гимназии окончившего юридический факультет Киевского университета)[108]. Он был негласным представителем заметной школы харьковских экономистов, которые получили возможность продвигать свои идеи в результате усиления в партийно-государственном аппарате украинской политико-административной группировки, пришедшей во власть в результате «воцарения» Никиты Хрущева. Внутри украинской группировки были различные региональные «группы», в том числе «харьковская». Школа харьковских экономистов обеспечивала идейную и образовательную платформу для консолидации «группы» (об этом ниже), но основу «группы» составляли уже не ученые, а профессиональные партийные работники.

Лидером «харьковской группы» считают Николая Подгорного — бывшего первого секретаря Харьковского обкома (1950–1953). В 1957–1963 годах он был первым секретарем Коммунистической партии Украины и с 1960 по 1977 год — членом Политбюро. А в 1963–1965 годах бывший инженер сахарной промышленности занимал пост секретаря ЦК КПСС по легкой промышленности, то есть был куратором отрасли, где ключевой фигурой был Косыгин и где, собственно, были наиболее актуальны идеи экономической либерализации. После свержения Хрущева Подгорный, оставаясь в Политбюро, стал председателем Президиума Верховного Совета СССР и был одним из пяти самых влиятельных людей в стране и номинальным ее главой. Имеются упоминания о том, что и в новой должности он слишком активно и публично отстаивал интересы легкой промышленности перед тяжелой, за что подвергался критике со стороны Брежнева и Суслова (например, после выступления в Баку в 1965 году[109]). Помощники Косыгина указывают, что тот привлекал Подгорного для проталкивания конкретных инициатив в рамках реформы через аппарат ЦК КПСС[110]. По дневникам Брежнева видно, что он имел свои экономические взгляды, критические по отношению к принятым его коллегами по Политбюро решениям[111].

О том, что «харьковская группа» существовала в действительности, свидетельствуют украинские исследователи, обнаружившие письмо 1957 года Леониду Брежневу от руководства формирующегося Харьковского совнархоза с просьбой отправить из Москвы ряд высокопоставленных работников в Харьков на постоянную работу. Не все персоны из списка, но порядка 40 % были выходцами из Харьковской области, которых там помнили и хотели получить назад[112].

Среди выходцев из Харькова были член Политбюро и первый секретарь КПУ (1963–1972) Петр Шелест (о его действиях в постоянном тандеме с Подгорным свидетельствуют его личные записные книжки), второй секретарь КПУ (1963–1966), первый зампред Совета министров УССР (1966–1972) Николай Соболь, секретарь ЦК КПСС по организационно-партийным вопросам (1962–1965) Виталий Титов, заведующий Отделом партийных органов (1952–1963) аппарата ЦК КПСС, первый зампред Госконтроля по СССР и РСФСР (1963–1965), зампред Комитета народного контроля (1967–1982) Виктор Чураев и министр финансов СССР (1960–1985) Василий Гарбузов[113].

Харьковский экономист Алексей Румянцев (сын полицейского урядника из Костромской губернии[114]) в 1952–1971 годах занимал множество высоких партийных и академических должностей. В частности, он был заведующим Отделом науки