Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

мы обнаружили два дожидавшихся нас греческих военных корабля, которые находились там с предыдущего вечера. Наш капитан очень беспокоился за нас — и не без причины; мы разделяли его озабоченность. Однако поднявшийся на борт офицер после проведения скрупулезного исследования, во время которого он не нашел ничего, за исключением небольшого количества оружия у моих компаньонов, позволил мне сойти на берег, и наш корабль продолжил свой путь.

Мы обнаружили, что народ в Дураццо находился в полном неведении о происходящих событиях. Обманутые разрозненными новостями, приходившими к ним по тенденциозным каналам, они верили, что турецкая армия побеждает, занимает Филиппополь и марширует на Софию и Белград. Они даже не знали, что сербы стоят у самых их ворот. Наше прибытие вызвало определенное волнение в городе, разжигавшееся турецкими элементами, к которым присоединилась часть местного населения, состоявшая в основном из боснийских иммигрантов; они распространяли сведения, что мы является агентами-провокаторами. Эти особые и локальные чувства не помешали Дураццо и близлежащим округам выбрать своих делегатов на национальный конгресс, и они отправились в Валону вместе со мной и моей небольшой группой албанцев из Бухареста.

Мы передвигались верхом, и перед прибытием в первый остановочный пункт я узнал от явившегося встретить меня местного нотабля, что турецкий главнокомандующий в Янине направил телеграммму местной жандармерии с требованием арестовать меня и доставить в его штаб-квартиру. В соответствии с этим мы изменили наш маршрут и провели ночь в другой деревне. На следующее утро начальник жандармов, который должен был осуществить арест, показал мне телеграмму от того же командующего в Янине, просившего местные власти принять нас с почтением и сделать все, что в их силах, чтобы помочь нам в нашей поездке. Однако нас это ничуть не успокоило, а скорее подтвердило тревожные новости, услышанные вечером накануне; и в итоге, отказавшись от маршрута, по которому нас отслеживали, я выбрал более безопасный, и мы в итоге прибыли в Валону. Здесь прием нас сильно отличался от того, что был в Дураццо. Моим родным городом овладело пламя патриотизма, и мы встречали повсюду общественный энтузиазм и восхищение. Очень быстро я оказался в окружении восьмидесяти трех делегатов, мусульман и христиан, которые прибыли из всех частей Албании, независимо от того, были они оккупированы воюющими армиями или нет.

Сразу же открылся конгресс. На его первом заседании — 15/28 ноября 1912 г. — делегаты единогласно проголосовали за провозглашение независимости. Затем заседание было прервано, и его участники покинули зал, чтобы подняться к моему дому — дому, где я родился, и в котором жили мои предки, — сопровождаемый приветственными восклицаниями тысяч людей и славным флагом Скандербега, покоившимся в свернутом виде последние 445 лет. Это был незабываемый момент, мои руки дрожали от волнения, когда я в надеждой и гордостью закреплял на балконе старого дома штандарт последнего национального правителя Албании. Казалось, словно сам дух бессмертного героя спустился в этот момент как священный огонь над головами людей{790}.

На возобновившемся заседании я был избран Председателем Временного правительства с мандатом на формирование кабинета. Но я счел более подходящим, чтобы и министры были избраны Конгрессом, и поэтому отказался от данной прерогативы, оставив за собой лишь распределение портфелей. Правительство было создано, Конгресс избрал восемнадцать членов, которые должны были сформировать Сенат. Я уведомил о конституции нового государства великие державы и Высокую Порту следующей телеграммой:

“Национальная Ассамблея, образованная делегатами, прибывшими из всех частей Албании, независимо от вероисповедания, собравшаяся сегодня в городе Валона, провозгласила политическую независимость Албании и создала Временное правительство, которому поручено решать задачу защиты прав албанского народа, которому угрожает истребление со стороны сербских армий, и освобождения национальной территории, подвергшейся вторжению иностранных сил. Сообщая об этих фактах Вашему Превосходительству, я имею честь просить Правительство Его Британского Величества{791} признать данное изменение в политической жизни албанской нации.

Албанцы, которые вошли в семью народов Восточной Европы, где они льстят себя надеждой быть самым древним народом, преследуют одну-единственную цель — жить в мире со всеми балканскими государствами и стать элементом стабильности. Они убеждены, что Правительство Его Величества, а также весь цивилизованный мир, окажут им благожелательный прием, защитив от нападений против их национального существования, и от любого расчленения их территории”.

Мною, как наделенным президентской властью, владела одна — доминирующая — мысль: обустроить то небольшое пространство нашей страны, которое оставалось у нас, и продемонстрировать великим державам, что Албания способна сама управлять собой и нуждается в доверии со стороны Европы. Что касается будущего правителя, то интерес к этому в тот момент заключался не столько в его персоне, сколько в принципе, на основании которого должен был определиться выбор между европейским и мусульманским князем. Моя собственная точка зрения открыто тяготела в пользу христианского и европейского князя, и в этом меня поддерживали все албанцы; кроме того, данная позиция соответствовала тем политическим обстоятельствам, которые необходимо было принять во внимание. Только европейский правитель мог бы должным образом повести нас в великую европейскую семью, членами которой мы становились. Вопрос о религии князя не принимался во внимание, так как все три вероисповедания, отправлявшиеся в стране — мусульманское, католическое и православное — пользовались равной и полной свободой, никакое соперничество и никакое превосходство были невозможны.

Высокая Порта сразу же после получения нашего уведомления о независимости, встала в оппозицию к нашим вожделениям. Великий визирь в ответной телеграмме на мою ноту попытался навязать нам в качестве правителя члена императорской{792} семьи. Согласно его позиции, Албания могла быть спасена, исключительно будучи вассалом Оттоманской империи с князем из императорской семьи. На какую державу — спросил он — она намерена опираться? На Австрию? На Италию? Пусть она не забывает — добавил он — пример Крыма, чья независимость под протекторатом России стала лишь прелюдией к полному подчинению. Мой ответ заключался в том, что Албания опирается ни на Италию, ни на Австрию, а на права албанцев существовать и иметь собственную национальность, а также на обязанность держав уважать национальности. Я добавил, что Турция могла бы быть ничем иным, как плохим защитником дела свободы национальностей, и что Албания предпочтет сама защищать свое дело; однако с другой стороны, когда окончательное решение будет достигнуто, она сделает все, что в ее силах, чтобы новая ситуация не стала препятствием для развития хороших отношений с Высокой Портой. В конце концов, я могу объявить одну кандидатуру на албанский трон, за которой последуют другие, но они не будут иметь никакого веса для албанцев, обращающих свое доверие к великим державам.

Вопреки