Истории пестрых народов Урала и Зауралья. В поисках связующих нитей. 140-летию П. П. Бажова посвящается - Михаил Прокопьевич Ермаков

Ермакове жила, наверное, в добротном доме, был амбар, хлев для скота, многие держали коров, коз, овец, был и пастух, у некоторых были даже свои собственные лошади. Выращивали свиней, держали кур. Около деревни есть озеро с протокой в реку Тавда, гуси и утки летом плавали и находили корм.

У каждой колхозной семьи были свои огороды. Садили картошку, сеяли морковь, свеклу, капусту, укроп и т. п., выращивали огурцы в парниках, помидоры вызревали на корню, без всяких теплиц. Мне помнится, что лето было всегда жаркое в те 1955-1960-е годы – плюс 30 и выше, а зима холодная, были морозы даже и минус 50, но очень редко!

Наша семья тоже продолжала жить в тяжелейшие послевоенные годы, так же трудясь на огороде, так же занимаясь натуральным хозяйством и обеспечивая себя продуктами питания. Ничего лишнего, никаких избытков.

Кормильцами семьи были мама (в свободное время работы на пасеке) и сёстры (пока не вышли замуж). В хозяйстве овцы, один, а то и два поросенка, куры. Была и корова, но после смерти отца, пришлось расстаться с коровой, завели козу «Маньку». Как содержать эту живность, чем кормить? А картошкой! Высаживали и выращивали такое количество картофеля, чтобы его хватило и скотине, и семье. Осенью собирали и другие необходимые для питания овощи. На огороде трудились все, кроме моего дедушки Василия и отца до 1953 года, он все время проводил на работе в колхозной кузнице, бывало, даже ночами. И всё же успевал сделать парник, завезти сено и дрова. Но больше всех и за всех доставалось маме старшей из сестёр.

Кроме продуктов питания, получаемых с огорода, жители нашей деревни в тайге заготавливали на зиму грибы, ягоды, кедровые орехи. Спасала и охота на дичь, и ловля рыбы. Так что – жили. Приноравливались к ведению спасительного домашнего хозяйства и работали, работали, и таким способом выживали.

Ближе к 1960 годам появились в деревне Ермаково трактора, автомобили и комбайны. На колхозном поле выращивали: картошку, морковь, турнепс (брюкву), капусту, овёс, овёс с горохом, горох, ячмень, рожь, пшеницу.

В хрущевские времена стали сеять подсолнечник и кукурузу на силос. Семечки в шляпах подсолнуха вызревали, кукурузные початки вызревали реже, но были. Убирали специальным комбайном, который измельчал стебли, початки и подсолнухи на силос. Делался глубокий и широкий котлован, в него вся эта масса свозилась, трактором ДТ-54 трамбовалась, и засыпалась сверху землей. Зимой котлован вскрывали, силос везли на корм животным.

Мужиков было мало после войны. Не все вернулись, многие остались лежать на полях сражений (не уходили воевать только больные и старые). Молодые и старые объединялись и заготавливали сено для своих нужд и для колхоза в большом количестве.

Сенокос был на правом берегу реки Тавды. Женщины, мужчины и более старшие девчонки и мальчишки жили станом. Спали в шалашах, палаток тогда не было. Мужчины с мальчишками отдельно от женщин. Девчонки с женщинами тоже отдельно от мужчин. Спали и вместе мужчины с жёнами в отдельном шалаше. Переправив на другой берег вплавь лошадей, и весь инвентарь: сенокосилки, грабли, конные грабли, косы, вилы и т. п.

Восьмилетними детьми мы увязались за косарями, и они взяли нас с собой на покос. Мы с мальчишками уже с 8 лет возили копны на волокушах, гребли сено на конных граблях, а девчонки помогали женщинам грести сено. Мужики ставили зароды или стога.

Мне было интересно поехать на такое важное дело с взрослыми. Когда мы приплыли на лодках на сенокос, меня сразу привлекли к труду. Парни умели не только ездить на лошади верхом, но и обращаться с ней. Нам поручили выполнять работу с учётом этого умения.

А делать я и остальные мальчишки должны были вот что. Лошадь впрягали в волокушу. Это такое приспособление, когда вместо двух тележных оглоблей крепят две срубленные высокие тонкие березки. Их скрепляют между собой для придания им параллельности, вот и получается такая импровизированная телега-волокуша, на которую укладывается большая копна сена. Моя задача – сидя верхом на лошади волоком доставить эту копну к будущему стогу или зароду сена. Там я сгружал копну. Делалось это легко: веревка, которой крепилось сено к волокуше, отвязывалась с одной стороны, лошадь надо было тронуть с места, оглобли волокуши вытаскивались, выезжали из-под сена, а копна оставалась на месте. Всё, цикл закончен. Мужики деревянными вилами метали сено в стог или зарод. Я садился на лошадь и ехал за следующей копной. И так целый день до наступления темноты. Мне нравилась эта такая работа! И грести сено конными граблями, они были для меня забавой. Не нравилось одно – комары и пауты. Их было много, целые тучи, они облепляли все открытые места – лицо и руки. Доставалось и лошадям. Приходилось беспрерывно отмахиваться от гнуса берёзовой веточкой себя и лошадь. Но нам деревенским это было привычно.

В озере мужики ловили сетью или бреднем рыбу, а женщины с девчонками варили уху. Впрок рыбы не ловили, хранить негде, да и зачем? Пили чай из листа смородины, иван-чая и других трав. За работу начисляли трудодни, взрослым больше, подросткам – меньше, зависело от сложности выполняемой работы. Платили в колхозе уже деньгами. Так на зиму для коров заготавливали сено.

На сей раз заготовка сена непредвиденно прервалась: я вместе с лошадью заблудился. Вообще заблудиться в тайге – беда, особенно ребёнку, можно легко погибнуть. Удивительное дело, я, мальчишка, не растерялся, а главное – не испугался, потому что со мной была лошадь, а умел с ней обращаться.

Оставшись в тайге наедине с этим умнейшим животным, я вспомнил, что лошадь заблудиться не может, она всегда найдет свой дом. Я снял с неё дугу, хомут и сиделку, естественно, отбросил теперь уже ненужную волокушу. Расстелил на её спине телогрейку, а сёдел для нас мальчишек и не было, набивали задницу до волдырей о спину лошадей, уселся верхом, опустил поводья, дав ей свободу, и она, родимая, не спеша пошла вместе со своим ездоком. Она знала куда идти. Она шла домой, но не в деревню через реку Тавду, а туда, где её совсем недавно переправили на другой берег в свой стан, и не в сторону посёлка Сарьянки, который в те годы интенсивно строился – я боялся заключённых, напрямую по тайге, пробиваясь через густой кустарник. Быстро темнело, наступила ночь, я прижался к своему коню всем телом, вцепившись в гриву, понимая, что главное теперь – не свалиться с него. Мы долго пробирались по лесу, пока не вышли на луга. Я увидел костер,