Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн

одним знатным всадником из хоругви Сигизмунда Розена: когда у него совершенно были отморожены обе голени, и он впал в лихорадку, а затем в беспамятство, то в это-то время доктор отрезал ему обе ноги, и когда тот пришел в себя, то стал спрашивать о потерянных ногах так, как будто искал какую либо часть одежды. Другой кто-то, хотя со смешным исходом, тем не менее подвергся величайшей опасности. Будучи оставлен Василием Сураницким (Basilius Surannicius) на первом карауле, не-далеко от городских рвов, он заснул среди ночи; когда он совершенно окостенел от холода, то лошадь, как часто бывает при морозе, вдруг сделала сильный прыжок, и он, не имея возможности держать лошадь и держаться на ней, ибо совершенно уже замерз, упал с коня и запутавшись  [244]  ногою в стременах, висевших с седла, был протащен лошадью, бежавшей вскачь, до самых городских ворот, прося о помощи у других громким голосом, так как сам не имел сил выпутаться. Замойский тотчас послал, чтобы поймать его, но запретил в случае, если нельзя этого сделать безопасно, подвергать себя безрассудно опасностям. Стоявшие на стене неприятели, полагая; что тут кроется обман, с своей стороны стали смеяться и браниться, говоря, что уже довольно обманывать и жалостно кричать, вед таким образом нельзя нас обмануть. Благодаря этому, тот невредимо был взят нашими. Тогда было такое время года, когда, как известно было из ходячих рассказов Москвитян, в тех местностях бывают самые сильные морозы; желая обозначить их силу, последние называют их морозами Никольскими и Христовскими. Так как вся Московская область находится под самым созвездием Большой Медведицы, то обыкновенно ни в каком почти другом месте, за исключением лежащих около Ледовитого моря, не бывает морозов более сильных, какие бывают в Псковской области. Вследствие того и всякого рода животные, как замечено, имеющие в прочих местностях черный или рыжий цвета, как например: прежде всего вороны, совы, дикие куры, медведи, волки, зайцы и другие подобного рода животные, или от влияния климата, или от силы морозов здесь обыкновенно все белого цвета. Длина же здесь ночей такова, что во время самой большой долготы день вообще не продолжается более 5-ти часов. Не смотря на все это, войско с весьма большою твердостью переносило все трудности, и Замойский, на сколько возможно было ему, разумно и старательно устранял их. Он сменял денные караулы четыре раза в сутки; три смены из них делал с помощью других; около сумерок же и при рассвете, чрез своего родственника Станислава Влодко (Stanislaus Vlodeko), которого он взял к себе в  [245]  наместники по отсылке Збаражского, Брацлавского воеводы (Sbarasius p. Braslaviensis), на совещание с Москвитянами, ибо в это время всего более нужно было ожидать вылазок со стороны неприятелей. Для того, чтобы меньшее число страдало от морозов, он, по обыкновению предшествовавших лет, расставлял на постах и на караулах немного только людей, не столько для противодействия вылазкам неприятелей, сколько для того, чтобы давать знать о приближении тех другим. Уже и раньше с тех пор, как только войско подступило к городу, Замойский соблюдал этот обычай, так что, расставив весьма тщательно караулы, он сверх того всегда имел наготове в лагере резервные войска для защиты от неожиданных вылазок, и он всегда назначал для этого по очереди в рассылаемых приказах известное количество людей. Вследствие того, хотя и тут, как обыкновенно бывает при осадах, нередко делались вылазки, и неприятель довольно часто показывался, однако никогда вообще не было смятения и крика браться за оружие, за исключением разве одного раза после отъезда короля, когда Замойский нарочно для возбуждения бдительности солдат поднял тревогу. Только те, которые были в очереди, садились на коней, выступали против неприятелей и прогоняли его в то время, как другие ничего не знали. В настоящее же время он считал тем более необходимым тщательно соблюдать это правило, чем меньшее число караульных он ставил вследствие жестоких морозов, не желая подвергать им солдат; он видел, что если бы он стал выставлять и более сильные караулы, то все одно, пострадав от мороза, они были бы бесполезны в случае завязавшегося дела с неприятелем. Вследствие этого он приказал, чтобы в самых палатках, устроенных частию из разобранных построек соседних деревень, частию из выкопанных землянок, прикрытых прутьями и соломой, как каждый сумел это сделать для собственной защиты от  [246] (1582) непогод, — постоянно находилось в готовности попеременно известное количество людей в качестве сторожевых, имеющих наготове коней, чтобы на них сесть, и оружие; в случае известия о какой либо вылазке, эти свежие, не пострадавшие от непогоды, люди могли тотчас, севши на лошадей, дать надлежащий отпор неприятелям. Такая мера много содействовала как безопасности лагеря и спокойствию солдат, так и их удобствам.

Шуйский, узнав от перебежчиков о численной слабости внешних постов и о количестве оных, возъимел намерение, захватив сперва нечаянным нападением караульные посты, напасть на самый лагерь; с этою целью он собрал около 700 лошадей, оставшихся еще живыми после всех бедствий осады, и посадил на них самых смелых людей [159] . Против города находилось два поста со стороны лагеря; один стоял за рекою Великой, наблюдая за Печорской дорогой, второй — по сю сторону реки выше лагеря. С другой стороны за безопасностью наблюдали отряды, стоявшие при Святой горе. Шуйский выслал около 300 отборных всадников за реку Великую против тех, которые стояли на постах, как указано было, при Печорской дороге; он, как потом стало известно от пленных, имел в виду следующий план: как скоро, по занятии им тех постов, другие, стоявшие на караулах с верхней стороны лагеря, как он имел основание рассчитывать, покинут свои места и переправятся по покрытой льдом реке для помощи своим, то лагерь таким образом будет обнажен и ему будет возможно ворваться в него неожиданно, не встречая никакого препятствия. В тот день пришлось занимать посты хоругви Зборовского, которая состояла из 300 всадников; Фома Оринский  [247]  (Thomas Orinscius) расположился приблизительно с 40 человеками из этого числа за рекою Великой, а с прочими занимал караулы по сю сторону реки Плесковы выше лагеря Лаврентий Скарбек (Laurentius Scarbecus), наместник хоругви. Но уже до этого Замойский дал приказы вообще всем сторожевым постам при вылазке неприятеля не давать ему возможности завязать тут же сражение, но тотчас, обходным движением отступать к лагерю не только для того, чтобы легче можно было с более близкого места отправить им подкрепление, но и чтобы завлечь неприятеля и заставить его вступить в битву подальше